Йорам Канюк - «Эксодус». Одиссея командира

Йоси постоянно поддерживал связь со штабом «Алии-Бет» и из присланных оттуда радиограмм узнал, что в Палестине об их корабле уже пошли разговоры. Более того, понимая, что происходит нечто судьбоносное, люди даже начали сбор пожертвований (которые, кстати, помогли мало, но это уже история для другой книги). Все это его не на шутку обеспокоило. Ведь если жители ишува были в курсе, значит, в курсе была и английская администрация. Беспокоило его и другое. Он боялся, что англичане атакуют корабль еще до того, как тот войдет в хайфский порт. В порту пассажиры могли толпой ринуться на берег и прорвать оцепление (чего, кстати, на самом деле не произошло), и вдали от берега справиться с ними было гораздо легче. Более того, англичане вполне могли напасть на них еще до того, как они войдут в палестинские территориальные воды. Ведь если они решились нарушить морские законы (блокировав корабль возле берегов иностранного государства), по крайней мере, один раз, им ничего не стоило нарушить их снова.

Утром из штаба «Хаганы» в Палестине сообщили, что английское название корабля меняется на «Hagana Ship Exodus ’47», или, сокращенно, «Exodus» («Эксодус»), а на иврите корабль будет называться «Исход из Европы 1947».

Йоси, как и его товарищи, был в шоке. «Что это за имя такое? — возмущенно спрашивал он в радиограмме, посланной в штаб. — Здесь все против. Люди хотят более сильное название. Например, „Еврейское сопротивление“ или, скажем, какое-то имя, которое имеет отношение к нелегальным репатриантам. Ведь из всех кораблей, отправленных агентством „Алия-Бет“, только один из них —„Безымянный репатриант“ — назвали в честь репатриантов, вернее, в честь одного из них, погибшего в сражении на борту судна „Лангев“». Однако руководство «Хаганы» все эти доводы Йоси проигнорировало, и ему приказали делать то, что велено. В то время «Хагана» пыталась придать борьбе за репатриацию более умеренный характер и перевести ее с военных рельсов на политические; поэтому было выбрано имя нейтральное, не содержащее в себе ни намека на протест, ни призыва к сопротивлению. Однако в конечном счете именно это имя — «Эксодус» — и вошло в историю, и именно оно превратилось в символ. Только англичане продолжают до сих пор называть этот корабль «Президентом Уорфилдом».

Между прочим, «Президентом Уорфилдом» судно было названо в честь президента речного пароходства на реке Потомак, на чьей дочери женился английский король Эдуард VIII. Из-за этого ему пришлось отказаться от престола в пользу брата, Георга VI, и из «короля Эдуарда VIII» он превратился в «принца Эдуарда, герцога Виндзорского». Йоси находит это забавным. Он шутит, что это придает истории с «Эксодусом» своего рода «королевский привкус». Однако Атара Штурман, по его мнению, стоит выше женщины, вышедшей замуж за принца, отказавшегося от короны. «Ведь эта женщина, — говорит он, — стала всего лишь принцессой, а Атара была настоящей королевой».

В конце концов Йосеф решился-таки расторгнуть помолвку со своей умершей невестой и соединиться узами с Ализой. По окончании церемонии присутствовавшая на ней старушка подарила молодоженам конфету, которую она прятала в подоле платья, а два земляка Йосефа (он был родом из Вильно) временно предоставили в их распоряжение свои «дворцы» — пятьдесят сантиметров в ширину каждый, в результате чего образовалась каморка шириной в метр. Чтобы отгородить ее от внешнего мира, соседка натянула веревку и повесила на нее рубашку и носки. В этой каморке молодые и провели свою первую ночь.

После свадьбы Йосеф выбросил свой старый альбом в море и завел новый, в котором рисовал теперь только Ализу и свою маму. Он запомнил маму молодой, в фиолетовом атласном платье и с кольцом на пальце — и именно такой снова и снова ее изображал.

Среди пассажиров парохода была одна пожилая украинка с костистым лицом, вместе с которой ехали двое спасенных ею сирот. В свое время их привели к ней родители, жившие неподалеку. И хотя она этих людей почти совсем не знала, их мольбы ее тронули, и она оставила детей у себя. Всю войну она берегла сироток как зеницу ока, кормила их, отрывая от себя последний кусок, переехала ради них жить в другое место, потому что боялась своих соседей больше, чем немцев, и даже попыталась воспитывать их в духе иудаизма, хотя и знала об этой религии очень мало. Одним словом, эта простая и одинокая женщина не только взяла на себя задачу огромной сложности, но и с честью ее выполнила. Однако на пароходе случилось неожиданное. Один из пассажиров, который уже давно и с явной завистью поглядывал на ее детей, вдруг подошел к ней и заявил, что эти дети — его.

Этот одинокий, пребывавший в постоянной депрессии человек потерял во время войны детей и страшно по ним тосковал. В то время таких было много, и эти одержимые горем люди, как безумные, вопреки всякой логике, искали своих детей в монастырях, в чуланах, в углах, за плитами на кухне.

Женщина испугалась и обиделась.

— Я же их люблю! — попыталась протестовать она. — И у них ведь есть собственные, настоящие родители!

Но другие, ослепленные собственной болью, пассажиры поддержали не ее, а мужчину, требовавшего отдать детей.

— Ты не имеешь на них права, — заявили они. — Ты не еврейка.

Это обидело женщину еще больше.

Тогда за нее попробовала вступиться Ализа. Она обняла ее, заплакала и сказала, что собственными глазами видела, как родителей этих детей казнили, однако мужчина, требовавший отдать детей, разозлился, стал кричать, настаивать, и Ализа упала в обморок.

Лишь после того, как пришел еще один пассажир и сказал, что знал родителей этих детей лично, обезумевший от горя мужчина и другие «изголодавшиеся» по детям пассажиры оставили женщину в покое. Более того, чтобы загладить свою вину, они даже принесли ей немного еды.

В конце концов женщина все-таки сумела добраться до Палестины и законным образом этих детей усыновила, после чего они стали наконец-то нормальной семьей, а перед смертью попросила похоронить ее так, чтобы детей можно было в свое время похоронить возле нее.

На «Эксодусе» Йоси постарался учесть ошибки, допущенные им на «Кнессет-Исраэль». Возле туалетов, какими бы примитивными они ни были, постоянно дежурили подростки. Они же делали в них уборку и раздавали людям туалетную бумагу. Система слива в канализации была намного более совершенной, и неприятные запахи на корабле отсутствовали. На палубах и в трюме поддерживалась довольно сносная чистота. Когда женщины развешивали на нарах белье для просушки и влажность сильно повышалась, от чего другим пассажирам становилось трудно дышать, дежурные делали им замечания и помогали перевесить белье в другое место. Прием посетителей экипажем производился как днем, так и ночью, и большинство проблем — а они возникали постоянно — удавалось рассмотреть безотлагательно. Правда, решать проблемы было не всегда просто: ведь кроме обычных жалоб и обид иногда возникали чуть ли не бунты, однако, как правило, ситуация оставалась под контролем. Большинство пассажиров хорошо понимали, что путешествие, в которое они отправились, не могло быть легким по определению, и вели себя нормально.