Владимир Владимиров - Повесть о школяре Иве

Глядя на этого мелкопоместного, а то и вовсе безземельного странствующего рыцаря, на его убогость и молчаливую покорность в ожидании пропуска на мост, на его старую клячу с голой репицей облезлого хвоста, на седло и уздечку без всякой отделки, на выцветшие краски щита, Ив вспомнил своего надменного сеньора дю Крюзье и жестокого барона де Понфора с их замками и обширными поместьями, с их дорогими плащами и пышными выездами. Эти мысли вернули Ива к недавнему прошлому. Он снова вспомнил замок Понфор и звонаря Фромона, вспомнил и про оружейника, к которому надо зайти. «Вот сейчас и пойду на другой конец моста», — решил он, пробираясь к воротам замка.

Ив помнил: «У входа с Малого моста на остров, рядом с цирюльней», Так оно и оказалось: почти в самом конце моста, в полукруглой нише дома, — широкое окно с решеткой наверху и двумя ставнями, одним поднятым, другим опущенным вместо прилавка. Рядом — дубовая дверь с железными полосами, перед ней два камня — ступени Над дверью на крюке — ржавая кольчуга. Ив заглянул в окно. В темной лавке никого не было. Прислоненные к стенам, стояли копья и щиты разных размеров и форм. На полках — кольчуги и шлемы. В углу грудой лежали мечи. У окна — деревянная скамья. На краю ее — глиняный кувшинчик, в нем хилая веточка вереска и пучок побелевших васильков.

Ив взялся за кольцо двери и потянул. Дверь, заскрипев, открылась. В глубине лавки тоже приоткрылась дверь, и в нее просунулась голова бородатого человека. Потом он вошел в лавку, высокий, Широкоплечий, в кожаном фартуке, с волосами, обвязанными ремешком, с высоко засученными рукавами рубахи на мускулистых руках.

— Добрый день, парень. С чем пришел?

— Я от звонаря Фромона из замка Понфор.

— О! Уж не Ив ли ты школяр?

— Да!

— Где ж это ты пропадал до сих пор? Фромон был здесь, спрашивал тебя, говорил, что ты давно должен был зайти ко мне…

Ив напрасно искал оправдания своей забывчивости и не мог найти хоть сколько‑нибудь правдоподобного объяснения.

Оружейник укоризненно покачал головой:

— Надо держать свое слово крепко и честно. А Фромон о тебе говорил много хорошего. Рассказал, что он тебя из баронской тюрьмы вывел… Ну, да ладно, пойдем‑ка отсюда.

И он повел Ива в соседнее с лавкой помещение. Это была мастерская. Посредине стояла небольшая наковальня с прислоненным к ней молотом, станки точильные с круглыми камнями. На полу были разбросаны железные обрезки, полосы, обручи, кольца. На верстаке — молотки, деревянные и железные, большие ножницы, клещи, бурава, напильники. По стенам, на полках — шлемы. Вдоль стен на ролу — копья и мечи.

У другой стены стоял стол и во всю его длину — скамья. На столе — миска с супом и ломти ржаного хлеба. За столом сидели женщина и мальчик–подросток. Когда оружейник с Ивом вошли, они обернулись на мгновение и снова Принялись за еду.

— Садись, — сказал оружейник. — Мадлена, налей ему супа.

Ив сел к столу. Женщина была жена Симона, а мальчик — его ученик, по имени Эрно, племянник Фромона, который и приходил навестить его.

Суп был съеден. Симона вызвали в лавку, а его жена, ласково проведя рукой по голове Ива, спросила, сыт ли он, а затем принялась убирать со стола. Ив разговорился с Эрно.

Тот рассказал, что он, сирота, был отдан своим дядюшкой Фромоном на срок в обучение к Симону. Что, как и все ученики других мастеров, живет тут в семье оружейника Работы много, с утра и до позднего вечера. Если он будет хорошо работать, то через год станет подмастерьем, и тогда ему начнут платить денег столько, сколько определят старшины цеха оружейников. И он будет обязан работать толь–ко на одного своего хозяина–мастера и только в его доме. Эрно повезло: Симон был человеком добрым, ие кричал и не дрался из‑за малейшей провинности. А ведь большинство мастеров пьяницы и злые, так бьют своих учеников и подмастерьев, что проламывают им головы. В цехах очень часто разбираются дела о побоях, но от этого не легче пострадавшим: старшины тоже мастера–хозяева и не наказывают за рукоприкладство, которым и сами занимаются. Симон совсем не такой, недаром он друг дядюшки Фромона.

Иву понравился Эрно, его веселые большие глаза, понравилось, как он хорошо говорил про своего мастера и про своего дядюшку, с которым Ива связали случайные узы дружеской признательности.

Когда Эрно стал показывать Иву копья и мечи своей работы и водил по мастерской, он ткнул ногой в крышку люка в полу, сказав, что под ней лестница к дверце, выходящей прямо на реку. Туда подходят лодки заказчиков оружия, в них его грузят и развозят по реке куда надо.

Ив рассказал Симону, где его можно найти, и попросил Эрно, если придет дядюшка Фромон, тотчас же бежать за ним.

— Ты и без Фромона заходи к нам. — сказал оружейник, дружелюбно похлопав Ива по плечу.

Приветливость обитателей оружейной мастерской, все слова, ими сказанные, произвели на Ива необычайно приятное впечатление. И, возвращаясь в таверну, он поймал себя на мысли, что хорошо бы поскорей еще раз пойти повидаться с Эрно и его хозяевами, хорошими людьми, от разговора с которыми и на душе у него стало хорошо и не так одиноко.

Придя в таверну, он отказался от обеда и принялся за переписывание. Но работалось плохо: досаждали тревожные мысли. Что заставило Фромона разыскивать его? А не встретит ли он барона де Понфора или кого‑нибудь из замка, когда пойдет относить переписанное в монастырь? А что, если отец Иннокентий узнает, что он бежал из замка Понфор? Надо скорей решить, как поступить в том или ином случае. С кем бы посоветоваться обо всем этом? Вот если бы пришел Фромон!

Ив ушел из таверны в конце дня, не переписав и половины заданного себе урока. Он вышел на мост. Вечер был жаркий и безветренный. Откуда‑то близко из‑под моста неслись пьяные голоса, горланившие песню. Ив узнал ее исполнителей — Алезана и его приятелей. А песня была та самая, посвященная ими магистру Петру. Нетрудно было догадаться, что школяры сидят в лодке, привязанной к бревну мостового устоя, и что там они изрядно угостились вином.

— Охота тебе слушать этих подлецов! — раздался за спиной Ива голос магистра Петра. — Пойдем отсюда.

После истории с кражей книги магистр Петр стал особенно приветлив с Ивом, их ежевечерняя прогулка стала обычной. Обычным стало и ее место: по Лугу Школяров, вдоль берега Сены, мимо городских печей, мимо мельниц, вдоль виноградников к ветлам, тесно ставшим у самой воды, в прохладную тишину зелени и реки. Там они садились на низко пригнувшуюся к воде толстую ветку старой ветлы, смотрели на стрекоз, скользящих над самой водой, на отражения розовеющих облаков, на всплески играющей рыбы.