Людо Зубек - Доктор Есениус

— Как ваши успехи, магнифиценция? — спросил он слабым голосом по-латыни, чтобы Бахачек мог ему ответить без опасений, что их поймут трактирщик и трактирщица.

— Все хорошо. Рихтар предупредил стражников гетто. Послал на помощь ратников. Так что, когда толпа подошла к воротам, там уже стояли вооруженные отряды. Бунтовщики поняли, что у них ничего не вышло, и разошлись. Уходя, они грозили расправиться с тем, кто выдал их план.

Бахачек значительно улыбнулся, а Есениус с облегчением вздохнул.

— Благодарение богу, что хоть на этот раз нам удалось предотвратить тяжкое преступление.

Он потихоньку встал с постели и с помощью Бахачека поплелся домой.

С приходом осени чума начала ослабевать; число жертв каждодневно уменьшалось, и жители Праги облегченно вздохнули. Работы у докторов убыло. И тогда Есениус еще острее почувствовал свое одиночество, еще острее понял, что значит для него Мария, насколько беспомощен он без нее…

Во второй половине октября Мария вернулась. Отрадной была встреча супругов после столь долгой разлуки! Вернулся из Брандыса и императорский двор, и жизнь Есениуса потекла обычным путем. Только в эту осень в Праге было много оживленней, чем в другие годы. Причиной была чума. Дворяне, которые возвращались из своих поместий, изголодались по развлечениям и пирам большого города, и теперь устраивали празднество за празднеством по любому поводу.

Светская жизнь захватила и Есениуса. Круг его знакомых в Праге увеличивался. Через университетских профессоров он свел знакомство со всеми известными врачами и учеными, а посещая Град, сошелся с художниками, которые работали у императора. Каждому из них было приятно слово похвалы знаменитого доктора, который посетил множество стран и мог сравнивать их творения с творениями чужеземных мастеров. Придворные живописцы Шпрангер, Аахен и Стевенс уважали мнение ученого и почитали его знатоком картин. Более же всего восхищали Есениуса прекрасные гравюры Эгидия Саделера. На огромнейших листах бумаги можно было увидеть всю Прагу как на ладони.

Художник отобразил малейшие подробности. Сколько башен, сколько домов! Какая пестрота! Долго, очень долго рассматривал Есениус это чудо точной, тонкой работы, находя на гравюре всё новые и новые подробности, достойные удивления. Заметив, с каким живым интересом следит гость за его работой, Саделер в знак благодарности подарил Есениусу гравюру, которую тот повесил в своей комнате. Но в окружении императора находились не только живописцы и граверных дел мастера. В мастерской «Точильщика и резчика камней» мастера Мизерони Есениус с напряженным вниманием следил за тонкой работой мастеров когда драгоценные камни приобретали вид чудесных геометрических фигур. Стоило на минуту дольше подержать камень на станке, и вся работа пошла бы прахом. Но рука мастера уверенна: и вот уже перед вами творение совершенной красоты. Гранями розетты [34] Старинная форма гранения драгоценных камней. свет преломляется и отражается с ослепительным блеском. Иные чувства возникают, когда смотришь на работу «инструментмахеров» — инструментальных мастеров Эразма Габермеля и Юстуса Биргиуса, которые делают астрономические приборы для императорской обсерватории. Этими приборами восхищается Кеплер, частый гость обоих мастеров. Императора больше всего занимает работа над тем прибором, который Габермел изготовляет по его приказу. Это должен быть вечный двигатель.

Как личный врач императора, Есениус мог довольно близко познакомиться и с высшим и средним дворянством, многие из дворян обращались к нему за помощью. Пользоваться услугами личного врача императора среди знати считалось столь же изысканным, как ходить в зал для игры в мяч на Граде или заказывать новое платье у портного Зулоага, испанца, проживающего на Малой Стране. Словом, Есениус стал модным врачом пражской знати. Иногда его вызывали по разным пустякам. Как-то раз у одной высокородной дамы заболела голова, и она тотчас послала за Есениусом. Сначала он сердился на это, но позже выучился скрывать от своих пациентов, что он о них думает. Он терпеливо выслушивал все жалобы, внимательно осматривал больного и прописывал дорогие лекарства. Чем дороже лекарство, тем больше доверия к врачу.

Доходы Есениуса увеличивались, и не только потому, что росло число больных, но и благодаря легкости заработка. Прежде, когда он требовал плату за простой совет здоровому больному, в нем хоть и слабо, но протестовала совесть, потом и она замолчала. Зато не молчала Мария. Если бы она сердилась, ворчала, Есениус попытался бы если и не переубедить ее, то хотя бы заставить замолчать. Но Мария не повышала голоса, она по-матерински увещевала и жалела его, словно говорила с неслухом-сыном.

Он пытался задобрить ее дорогим подарком — купил ей золотую цепь с бриллиантом. Она поблагодарила, но не обрадовалась. И не надела украшения.

— Тебе не нравится? — спросил он разочарованно и сам испугался разговора, который должен был последовать.

Ее лучистые глаза казались почти прозрачными — как будто он заглянул на дно чистого родника.

— Отчего же, нравится. Красивая вещица. Только…

Она замолчала и взглянула на мужа с нежной лаской. Ей было жаль огорчать его.

— Тебе хочется чего-нибудь другого? Только скажи.

Она отложила шитье и проговорила:

— Сядь, Иоганн, подле меня, давай поговорим.

Она говорила ласково, но именно это ее миролюбие вызвало в нем чувство протеста. Он сделал усилие, чтобы его вопрос не прозвучал грубо.

— Что с тобой, Мария? Никогда-то ты не бываешь довольна.

Она не отвечала, только в упор смотрела на него. Но в ее взгляде не было гнева. И он не выдержал этого ясного и правдивого взгляда, опустил глаза и добавил уже тише:

— Со мной ты никогда не будешь спокойной, хотел я сказать.

— Не надо ничего объяснять, я знаю, что ты хотел сказать. Вся беда в том, что ты успокоился, Иоганн.

Даже теперь она не повысила голоса, но ему показалось, что эти слова она прокричала ему прямо в ухо.

— А помнишь, Иоганн, что ты мне сказал — прошли уже годы с того дня, — ты помнишь, когда мы вернулись от Кеплеров и ты спросил, почему я не посоветую тебе то же, что и Кеплеру? Видишь, Кеплеру мой совет кое-чем помог. Он заказал инструменты и смог продолжать работу. А ведь он отказывал себе в самом необходимом, чтобы продолжать исследования. Он живет своей работой, а не видит в ней только источник дохода.

Последние слова Марии задели Есениуса за живое.

— Разве я работаю только ради денег? Во время чумы я остался здесь и многих лечил бесплатно. Еще и свои деньги давал, если нужно было.