Мамедназар Хидыров - Дорога издалека (книга вторая)

Пока глашатаи бегали во все дальние концы аула, созывая граждан на маслахат на дворе возле ревкома, в домике Бекмурада шло совещание. Кроме хозяина и уполномоченного, присутствовал еще Аллак, вожак комсомольцев.

— Меред — бай настоящий! С батраками даже из одной чашки не хлебал! — с горящими глазами, бледный от волнения, выкрикнул Аллак-Дяли, как только уполномоченный назвал имя кандидата в председатели батрачкома. — Товарищ Сухан, ты верь мне… Двое родственников его у нас в ячейке. Бедняки-сироты, подпаски… Всю зиму Мередовы отары стерегли у колодцев Таллы. Богатые отары! Видишь, спрятал от глаз подальше, да и прикидывается середняком.

— Аллак прав, — неприметно любуясь своим молодым помощником, подтвердил Бекмурад Сары. — Недавно мне сказали: Меред отдавал овец даром бандиту Молла-Дурды на прокорм его калтаманов. Тайком, потому в то время люди не знали… Никак нельзя допустить такого человека в батрачком.

— Друзья, это ясно, — Джумамурадов подвел итог совещанию. — Байскому выдвиженцу дадим на маслахате отвод, и сделает это…

— Я сделаю! — Аллак даже вскочил на ноги, не в силах сдержать возбуждения.

— Принято. Согласно положению, даже одного голоса достаточно, чтобы кандидатуру снять. Но ты, товарищ Аллак, подготовь еще двоих-троих ребят к выступлению… А затем следует предложить и провести нашу кандидатуру. Бекмурад, ты назвал товарища, остаешься при своем мнении?

— Да. Джумакулчи Баба на пост председателя вполне подойдет. Я, между прочим, уже переговорил с ним. Он согласен.

И знаешь, Сухан… Ты тоже, Аллак, это должен знать: Джума-кулчи попросился, записать его в партию. Так и сказал: запиши, дескать, заранее меня большевиком… Пройдут выборы в батрачком успешно, тогда будем обсуждать, наверное примем.

— Молодец, товарищ Сарыев! Растем! Ну, а теперь давайте — в массы. До четырех повидать всех членов обеих, ячеек.

И сочувствующих, сколько успеете.

На маслахате бедняки и батраки, еще не привыкшие защищать свои права, поначалу не очень противились, когда Шихи с Давудом расхваливали своего ставленника. Но горячее, хотя и сбивчивое выступление Аллака повернуло все дело в нужную сторону. После недолгих прений председателем аульного комитета батраков и бедняков был большинством голосов избран Джумакулчи Баба-оглы, в прошлом издольщик у Дурды-суйт-хора, человек рассудительный, пользующийся всеобщим уважением. За отказ вступить в банду Джумакулчи избили плетьми, он бежал в пески, тогда жену и двоих детишек упрятали в зиндан заложниками.

Со страхом и затаенной ненавистью глядели обескураженные неудачей Шихи-бай и Давуд-бай, как Джумакулчи со смущенной улыбкою на обветренном лице принимал поздравления единомышленников, слушал напутствия уполномоченного. Вокруг их гомонила осмелевшая молодежь — члены ячейки комсомола. Пожилые дайхане степенно расходились с непривычного собрания, обсуждая его результаты. Многие были довольны избранием Джумакулчи и надеялись на лучшее.

«Волком Каракумов» по-прежнему называли в народе Азиз-Махсума. Точно так же нередко называли и Салыра, его соперника. Оба они пока не знали поражений, не чуяли скорого конца своей путаной судьбы.

Азиз-Махсум родом был из Халача, сын бедняка, старший из пяти братьев. Еще мальчиком работал на поденщине у богачей. Жениться все-таки сумел Азиз. На клочке наследственной земли слепил из глины и камыша лачугу. Двое мальчишек подрастали у него, когда гроза революции разразилась над Лебабом. Родственники Азиз-Махсума, люди с достатком, предвидя недоброе, тронулись со всеми пожитками в Афганистан. Его самого жена и мать тоже уговорили отправиться на чужбину. Но тут не приглянулась ему жизнь; всего недель шесть провел Азиз-Махсум на земле афганского эмира Амануллы. Затосковал по родным местам, широким просторам Каракумов — и с семьей да немудрящим скарбом махнул обратно через границу. Прихватил в качестве платы за труд коня, принадлежащего дальнему родственнику, баю, у которого работал до бегства за рубеж и вместе с которым бежал в Афганистан.

Это-то его и сгубило. Не успел Азиз-Махсум оглядеться на прежнем месте, в Халаче, как в дом к нему нагрянул Аллаберен-бай, местный богатей, с вооруженными лутчеками. Доводился Аллаберен родственником — уже по другой линии — тому баю, у которого Азиз увел коня; слух об этом его поступке достиг Халача раньше, чем сам похититель здесь появился. «Коня увел у брата моего?!» — «Полгода у него работая, платы не взял, конь того не стоит…» — «Грабитель! Трон его светлости эмира заколебался, думаешь, управы на тебя не найдется? Эй, люди! Вязать его!..» Так и очутился наш Азиз-Махсум, связанный по рукам и ногам, у Аллаберен-бая в темном хлеву. Дней восемь там провел, под охраной двух вооруженных лутчеков, на хлебе и воде. Коня, разумеется, увел жадный бай, спрятал где-то на дальних колодцах в пустыне. Азиза наконец выпустил. Но теперь это был уже не прежний Азиз-Махсум, доверчивый, безропотный, терпеливый, немного бесшабашный. От гнева и обиды кровь запеклась у него в сердце. И вышел он с одной мыслью, одним страстным желанием: мстить!

Времена тогда наступили смутные, власти в Халаче, да и по всему Лебабу, не осталось никакой. Подговорил Азиз трех своих братьев. На рабочих лошаденках, с одними только ножами, темной ночью ограбили они караван торговцев неподалеку от Чох-Петте. Сукно, смушки, сахарные головы — все, что забрали. — отвезли в Керки на базар. Выменяли тайком на винтовки, патроны, двух добрых коней. Младшего братишку взяли к себе коноводом. Еще трое халачских бедняков к ним прибилось, на конях, у кого ружье охотничье, у кого наган. Вот уже целая группа! Азиз-Махсум, признанный вожак, сразу же повел их прямо в Халач. Днем из тугаев высматривали, что делается в ауле. Ночью пожаловали к Аллаберен-баю. Тот даже пикнуть не успел — скрутили, тряпку запихали в рот… А наутро связанного положили против ворот его же собственного дома и возле рта, на земле, рассыпали измельченную солому: ешь! Позор, поношенье на весь век, до смертного часа, и на потомков черное пятно!.. Вступиться за бая оказалось некому, так и лежал он с рассвета до самого заката. Лежал бы и сутки, да сжалились над ним старейшины аула. Четверо самых почтенных отправились к Азизу, который с братьями и сподвижниками угощался во дворе своего дома. Попросили, ради уважения к их сединам, отпустить Аллаберена. Азиз поставил условие, чтоб коня бай вернул. Старики к Аллаберену, а тот даже языком не ворочает от страха и пережитых мучений. Ничего толком не может сказать. Снова посовещались старейшины, собрали денег — царских рублей, персидских кранов, бухарских монет — отнесли Азизу: вот тебе за коня, только, дескать, отпусти ты Аллаберена. Отпустил… После этого Аллаберен-бай, не в силах вынести позора, скрылся в Афганистан.