Болеслав Прус - Фараон

— Что ни слово, то заблуждение! — перебил его упрямый Мефрес. — Во-первых, этот царевич еще не фараон, так как не короновался в храме. Во-вторых, он никогда не будет настоящим фараоном, ибо относится с презрением к посвящению в сан верховного жреца. И, наконец, не нам нужна его милость, а ему милость богов, которых он оскорбляет на каждом шагу!..

Мефрес задыхался от гнева, но, переведя дух, продолжал:

— Он пробыл месяц в храме Хатор, где изучал высшую мудрость, и вдруг сразу же после этого стал якшаться с финикиянами. Мало того, он посещал храм Ашторет и взял оттуда жрицу, что противоречит законам всех религий… Потом во всеуслышание насмехался над моим благочестием… Он связался с такими же, как сам, смутьянами и с помощью финикиян выведывал государственные тайны… А едва сел на трон… вернее, на первую ступеньку трона, уже бесчестит жрецов, мутит крестьян и солдат и возобновляет тесную связь со своими друзьями-финикиянами… Ты забыл обо всем этом, достойнейший Херихор?.. А если помнишь, то разве не понимаешь, какую опасность представляет для нас этот молокосос?.. Ведь он стоит у кормила государственного корабля, плывущего среди водоворотов. Кто поручится, что безумец, который вчера позвал к себе финикиян, а сегодня поссорился с ними, не сделает завтра чего-нибудь такого, что будет грозить государству гибелью.

— Ну, что из этого следует? — спросил Херихор, пристально смотря в глаза верховному жрецу.

— А то, что у нас нет оснований выражать ему благодарность, так как это означало бы нашу слабость. Ему хочется во что бы то ни стало получить деньги, а мы не дадим!

— А… а дальше что?.. — снова спросил Херихор.

— А дальше пусть правит государством и увеличивает армию без денег, — ответил раздраженно Мефрес.

— А… если его голодная армия станет грабить храмы? — продолжал спрашивать Херихор.

— Ха-ха-ха!.. — расхохотался Мефрес.

Вдруг он принял серьезный вид и, отвесив низкий поклон, сказал насмешливым тоном:

— Это уж: твое дело, достойнейший. Человек, столько лет управлявший государством, должен был подготовиться к подобной опасности.

— Предположим, — осторожно начал Херихор, — предположим, что я нашел бы средство против опасности, угрожающей государству. Но ты сам, святейший отец, будешь ли ты как старейший верховный жрец готов дать отпор тому, кто оскорбляет жреческую касту и святыни?

Мгновение они смотрели друг другу в глаза.

— Ты спрашиваешь меня, готов ли я? — повторил Мефрес. — Готов ли?.. Мне не надо готовиться к этому. Боги дали мне в руки небесный огонь, который уничтожит всякого святотатца.

— Тс-с… — прошептал Херихор. — Да будет так.

— С согласия или без согласия верховной коллегии жрецов, — добавил Мефрес. — Когда судно идет ко дну, не время объясняться с гребцами.

Оба расстались в мрачном настроении.

В тот же вечер фараон призвал их к себе.

Они явились в назначенный час порознь, низко поклонились фараону и стали по углам, не глядя друг на друга.

«Неужели поссорились? — подумал про себя Рамсес. — Ну что ж, это неплохо».

Немного спустя вошли святой Сэм и пророк Пентуэр.

Рамсес сел на возвышении и, указав четырем жрецам на низкие табуреты против себя, обратился к ним:

— Святые отцы!.. Я не приглашал вас до сих пор на совет, потому что все мои распоряжения касались исключительно военных вопросов.

— Это твое право, государь, — прервал его Херихор.

— Я сделал что мог за такое короткое время, чтобы укрепить государство. Я открыл две новые школы для офицеров и восстановил пять полков.

— Это твое право, государь, — проговорил Мефрес.

— Об остальных военных реформах я не говорю, ибо вас, святые отцы, эти дела не могут интересовать…

— Ты прав, государь, — подтвердили в один голос Мефрес и Херихор.

— Но на очереди другое дело, — заявил фараон, довольный сговорчивостью сановников, со стороны которых он ожидал возражений. — Приближается день похорон божественного моего отца, а у казны нет достаточных средств…

Мефрес встал с табурета.

— Осирис-Мери-Амон-Рамсес, — сказал он, — был справедливым царем. Он обеспечил своему народу долголетний мир и умножил славу богов. Разрешите, ваше святейшество, чтобы похороны этого благочестивого фараона были совершены за счет храмов.

Рамсес XIII был удивлен и тронут честью, оказанной его отцу. С минуту он помолчал, как бы не находя ответа, и наконец сказал:

— Я очень благодарен, достойнейшие отцы, за честь, оказываемую богоравному отцу моему. Даю вам свое согласие и еще раз благодарю…

Он остановился, склонил голову на руки и сидел так с минуту, как бы борясь в душе с самим собою. Вдруг он поднял голову, лицо его оживилось, глаза заблестели.

— Я тронут, — сказал он, — доказательством вашего расположения ко мне, святые отцы. Если вам так дорога память моего отца, то, я думаю, вы и мне не пожелаете зла…

— Неужели ты сомневаешься в этом? — спросил верховный жрец Сэм.

— Ты прав, — продолжал фараон, — я несправедливо подозревал вас в предубеждении против меня. Но я хочу исправить это и буду с вами откровенен.

— Да благословят тебя боги, государь, — сказал Херихор.

— Скажу прямо. Божественный отец мой ввиду преклонного возраста и болезни не мог посвящать столько сил и времени делам государства, сколько могу я. Я молод, здоров, свободен и потому хочу и буду править сам. Как полководец должен командовать армией по собственному разумению и руководясь своим планом, так и я буду управлять государством. Такова моя непреложная воля, и от этого я не отступлю. Но я понимаю, что, даже если б я обладал глубоким опытом, мне не обойтись без верных слуг и мудрых советников. Поэтому я буду иногда спрашивать вашего мнения по различным вопросам…

— Для того мы и существуем как верховная коллегия при особе государя, — заявил Херихор.

— Хорошо, — продолжал с прежним оживлением фараон, — я буду прибегать к вашим услугам, и даже не откладывая, сейчас, с настоящего момента…

— Приказывай, государь… — сказал Херихор.

— Я хочу улучшить жизнь египетского народа. Но так как в подобных делах слишком поспешные действия могут принести лишь вред, то для начала я предоставлю ему не много: после шести дней труда — седьмой день отдыха…

— Так было при восемнадцати династиях. Это закон столь же древний, как сам Египет, — заметил Пентуэр.

— Отдых в каждый седьмой день даст пятьдесят дней в год на каждого работника, то есть лишит его господина пятидесяти драхм. А на миллионе рабочих государство потеряет около десяти тысяч талантов в год, — сказал Мефрес. — Мы это уже подсчитывали в храмах, — прибавил он.

— Да, — подтвердил Пентуэр, — убытки будут, но только первый год, ибо, когда народ укрепит свои силы отдыхом, он в последующие годы отработает все с лихвой.