Наталья Уланова - Лиса. Личные хроники русской смуты

После нового года конфликт окончательно принял характер боевых действий, с характерным тяготением к партизанским методам их ведения. В январе боевики НФА направляли в колонны и цепи входивших в город солдат на полном ходу автомобили, гружённые железобетонными плитами, щебнем и песком; разливали на дорогах и поджигали нефтепродукты; устраивали на путях продвижения войск завалы из автопокрышек и поджигали их, предварительно облив бензином и мазутом; забрасывали людей и технику бутылками с зажигательной смесью, самодельными и боевыми взрывчатыми устройствами. Были зафиксированы и попытки взорвать на наспех сооружённых блокпостах цистерны с газом и горючим. О возможных последствиях подобных попыток даже страшно подумать.

Нередко стреляли в спину. Согласно данным судмедэкспертизы, во время январских событий пять военнослужащих были убиты именно так и практически в упор, в тот самый момент, когда они на блоках закрепляли обездвиженную боевиками технику для растаскивания её танками и тягачами.

Владея всей этой информацией, надо было быть идиотом, чтобы не сообразить, куда движутся события. Сашка осознавал, что ему и его семье надо как можно скорее уезжать из Баку, но не мог этого сделать.

Гражданский человек может написать заявление об увольнении, продать квартиру (если получится), утрамбовать нажитое имущество в контейнер и выехать к новому месту жительства. Туда, где нет революций и революционеров.

У человека военного такой возможности нет. Он служит там, где приказали.

Разве что волен отправить из горячей точки семью.

Если получится. И если есть куда.

Всё остальное – сказки ряженой в хаки Шехерезады из серии «повезло уехать в хорошее место по замене» и «удалось поступить в академию». Ну, или «уволиться на пенсию по выслуге лет или состоянию здоровья». Ни первое, ни последнее Сашке не грозило. Поступить в академию он тоже не мог. Такой шанс имели лишь те, кто более года прослужил на майорской должности, а у него – и должность капитанская, и до майорского звания ой как далеко.

– Сашечка, а нас не убьют?..

– Не знаю, Лиса моя хорошая… Не знаю… – вздохнул Саша и, подумав, добавил. – Зря ты не уехала с родителями. Даже не представляю, что тут теперь будет.

– Может, и зря… – вздохнула ответно Лиса. – Но зато мы сейчас вместе… И ещё… Это всё таки моя родина. Понимаешь?.. Не может быть, чтобы всё не наладилось! Не может такого быть!

– Ещё как может… – скривил губы Саша. – Ещё как… Знаешь, в Нахичевани, во время прошлой командировки мы жили в оставленной семьёй контрактников квартире. Они уехали в такой спешке, что оставили даже книги и неинвентарную мебель. Вечерами делать было нечего, и я тогда перечитал подвернувшиеся под руку притчи о царе Соломоне. О том, как он вершил свой суд. Раньше они казались мне не более чем забавным историческим казусом. Эдакой сказкой о терпеливом и мудром монархе и его непутёвых подданных. Но сейчас, насмотревшись на местный беспредел, впервые понял их по-настоящему. Похоже, люди с тех пор нисколько не изменились. Вот ты сейчас рассказала, как все бросили маленькую девочку, которая родилась в разломившейся на два народа семье… А сколько сейчас таких детей по стране? Скольким ещё «не повезло» родиться от ставших «неправильными» браков? Как определить национальность такого ребёнка? Кто его родил – азербайджанец или армянка? И куда его теперь девать? Ответ на такие вопросы во времена Соломона был прост. Он и сейчас не стал сложнее… Этот мудрый дядька предложил спорного ребёнка разрезать и отдать каждой матери её половину. Абсурд?!.. Да!!! Но как иначе вразумить тех, кто живёт, не задумываясь об абсурдности взаимной ненависти? Как показать, что правы не они, а те, кто не станет резать такого ребёнка пополам и признает на него права и первой, и второй матери. Знаешь, глядя на то, что сейчас творится, думаю и вовсе крамольное – там, где такого ребёнка приютят и вырастят, дадут образование и профессию, там его родина. А поэтому, как тут не обернётся, терпимо или совсем плохо, – хорошо уже не будет. Уезжала бы ты на свою настоящую Родину. Этой мы, похоже, уже не нужны.

– Как же так, Сашечка… – расстроилась Лиса. – Я здесь родилась… Это и моя родина…

– Уже не твоя, – пожал плечами Саша. – Когда чужаки приходят на землю, на которой ты родилась и выросла, а ты ничего не можешь с этим поделать, – ситуация становится безвыходной, а твоя земля – чужой [11] , как её потом не называй… – и вздохнул. – Ненавижу, когда людей загоняют в угол, ненавижу безвыходные положения.

Саша был прав. Земля принадлежит тому, кто поливает её своим потом и хоронит в ней своих близких. Пролитый пот, конечно же, всего лишь сезонная привязка, зато дорогие сердцу усопшие – вечная. Поэтому, когда с лица земли стирают их могилы, то земля становится чужой. Человек – существо с памятью, значит, должен проявлять уважение к чужой памяти. Нет такого уважения – нет человека. Есть лишь новоявленные пропитанные чванством господа… Впрочем, называть господами тех, кому плевать на чужие чувства и память, а, значит, и на тех, кто этой памятью живёт, опрометчиво. Это, скорее, господствующий вид.

В России третий раз за неполные сто лет менялось государственное устройство. Каждый раз это вовлекало в орбиту чудовищных потрясений миллионы человеческих судеб, оборачивалось трагедиями и в самой России, и на её национальных окраинах. Но каждый раз именно она становилась второй родиной тем, по чьим семьям прошёл нож межнационального разделения, кому больше некуда было бежать.

В начале 90-х те, кому некуда стало деться, опять побежали в Россию…

Очередная, никому не нужная революция набирала обороты.

– У нас тоже безвыходное положение?.. – спросила Лиса и чутко замерла, ожидая ответа, чувствуя, как невольно сбойнуло сердце. Саше она доверяла как никому.

– Не знаю, Лисичка… – ответил Саша. – Думаю, это зависит и от нас. От того, что и как мы делаем, – и взглянул строго и требовательно. – А теперь скажи, Лиса моя хорошая, как, после того как не говорящая по-русски цыганка, не раздумывая, спасла нашего сына, как ты можешь не отдать этот долг всеми брошенной полукровке? Ты понимаешь, что ей больше не на кого надеяться? Тебе не стыдно?

От Сашиных слов настроение у Лисы окончательно испортилось.

А ещё ей показалось, что под гнётом так и не отпустившего напряжения что-то внутри неё надломилась. Может быть, душа.

Надломилась и рассыпалась, словно упавшая на пол ёлочная игрушка.

Пауза.