Роуз Тремейн - Музыка и тишина

Затем недалеко от дороги он замечает один из тех трактиров, которые, похоже, никогда не закрывают свои двери, там в эти неспокойные времена люди собираются, чтобы забыть о нищете или просто поболтать, и почти бегом бросается к нему, моля Бога, чтобы хоть кого-нибудь застать там в столь поздний час, чтобы найти очаг и деревянную скамью, на которую можно было бы преклонить голову.

Это низкий дом с соломенной крышей, построенный из земли и древесных стволов. Питер Клэр входит внутрь, вдыхает смешанный запах дыма от тлеющих в очаге яблоневых дров и табака и видит, что трактирщик разговаривает с одним из посетителей. Между ними на столе стоит кувшин вина.

Они оборачиваются и удивленно смотрят на него. Они не слышали ни стука кареты, ни скрипа повозки, ни топота лошадиных копыт. Ночь породила лютниста из пустоты, и пьющие немало этим напуганы.

Питер Клэр извиняется, что пришел в столь поздний час, просит пива и «минуту-другую отдыха у вашего очага». Трактирщик встает и подвигает ему стул.

Второй мужчина, который уже сполна отвел душу за стаканом, тут же завязывает с Питером Клэром разговор.

— Так вы ее видели, сударь? — спрашивает он.

Человек этот не молод, его морщинистое, потемневшее лицо имеет такой вид, словно он сразился не с одной пыльной бурей и не с одним ледовым обвалом.

— Что видел, приятель? — спрашивает Питер Клэр.

— Сегодня в Копенгагене. В Гаммелторве. Казнь.

Наливая пиво, трактирщик смотрит через стол и поясняет:

— Говорят, другой такой не увидишь.

Питер Клэр протягивает замерзшие руки к уголькам, едва теплящимся на мягком пепле.

— Кого казнили? — спрашивает он.

— Молодую девчонку, — отвечает его собеседник. — Умерла-то умерла, коль суд решил, что должна, да уж больно долго умирала. — И он качает головой, залпом допивает вино и вытирает губы тыльной стороной ладони.

Трактирщик ставит перед Питером Клэром флягу с пивом, и тот сразу подносит ее ко рту. Он не знает, долго ли шел, какой путь проделал, но сейчас, постепенно согреваясь, внезапно чувствует сильную жажду.

— Вы слышали про Герра Бомхолта? — спрашивает трактирщик.

— Нет, — отвечает Питер Клэр.

— Один из Королевских палачей. — И, обращаясь ко второму мужчине, говорит: — Твоя история, тебе и рассказывать.

Незнакомец грязной рукой потирает лицо, затем изображает Питеру Клэру такую улыбку, что тому становится немного не по себе.

— Бомхолт всегда умел работать топором, — говорит он. — Один из лучших. Но знаете, ведь палачам платят по работе: столько-то за повешение, столько-то за обезглавливание, столько-то за порку, столько-то за ломку…

— За ломку?

— Костей. Совсем как если мы едим цыпленка, хрусть, хрусть! Вы едите цыплят, Сударь?

Питер Клэр кивает и допивает пиво.

— Так вот, Бомхолт, видите ли, жадноват. Хочет везде поспеть, как нынче всякая бедная душа в Дании. Все деньги да деньги, берет на себя слишком много, ну и повредил сухожилие на руке. Целое утро порол шлюх. Говорят, целый десяток. Десять сифилитичных задниц за одно утро! Вот рука у него и болит. Но, как я сказал, он жадноват. Ему еще и казнь подавайте. Хочет получить кошель за обезглавливание, красивое обезглавливание!

Мужчина смеется, и его смех переходит в кашель. Он плюет на опилки и продолжает:

— Итак, я все это видел собственными глазами. Я стоял в первом ряду толпы. Выводят девицу. Смерть за распутство, семь раз занималась этим делом с мужем своей сестры! Кладет голову на плаху. И пока священник читает молитву, вся толпа ждет. Затем подходит Бомхолт с топором. Он старается поднять его повыше, чтобы сработать чисто, с первого раза. Но вообще едва может его поднять! Он опускает его, топор режет, но не глубоко. Тогда он пробует снова, пробует снова поднять топор, но не может, и так, тук да тук, свирк да свирк, продолжается пять или шесть раз, а девица все не умирает. И что тогда, приятель? Знаете, что тогда случилось?

Питер Клэр отрицательно качает головой.

— Бомхолт убегает. Он бросает топор. А девица визжит, как коростель. И народ в толпе начинает без чувств падать…

В дымной комнате Питер Клэр тупо смотрит на сидящего против него человека.

— И что потом? — слабым голосом спрашивает он.

— Я ее прикончил, — гордо произносит мужчина. — Одним ударом. Чисто и надежно. И за труды заработал кошелек. — Он хлопает себя по колену. — Одному мука, другому прибыток, а, Сударь? Нам эта истина давно известна. Разве нет?

Когда Питер Клэр осведомляется у Короля, удостоит ли он аудиенции бумажного фабриканта из Болоньи, утомленный мозг Короля Кристиана находит нежданное прибежище в видении безупречной каллиграфии, букв, выстроенных в безукоризненной симметрии.

— Да, — говорит он. — Пришлите его ко мне.

Сидя в спальне перед камином, Король обнаруживает, что накинул кожаный плащ прямо на ночную рубашку. Он не может вспомнить, ни когда он последний раз ел, ни о чем думал, когда вошел лютнист, ни звучала ли тогда музыка. Он переводит взгляд на свои ноги и видит, что они голые и что вены на них раздулись, будто под кожу забрались черви. Он просит Питера Клэра немного задержаться, чтобы расчесать ему волосы, а потом принести несколько меховых пледов и укрыть его ими.

— Что я делал? — спрашивает он, когда гребень касается его черепа.

— Когда, Ваше Величество?

— Только что. Перед тем как вы упомянули бумажного фабриканта.

Питер Клэр отвечает, что Король слушал павану Фрескобальди для лютни соло и сказал, что она напомнила ему путешествие в Испанию, где вечерний свет окрашен в цвет яшмы, а женщины пахнут клевером.

Кристиан улыбается.

— Я потерял рассудок, — говорит он.

Когда появляется Франческо Понти, Король просит его сесть.

Синьор Понти отвешивает низкий поклон, после чего отступает на шаг, и Король видит перед собой еще одну фигуру — темноволосую женщину, которую ему представляют как дочь Понти.

— Сир, прошу меня извинить, — говорит Понти, — но я совсем не говорю по-датски, а мой английский очень неточен. Моя дочь Франческа будет нашим переводчиком.

Король Кристиан смотрит на Франческу, склонившуюся перед ним в реверансе. Он видит ее лицо и склонен назвать его «смелым». Он принюхивается, полагая, что, как и красавицы Сантандера {97} 97 Сантандер — город и порт в северной Испании. , эта женщина должна пахнуть клевером или какой-нибудь другой стойкой пряностью. Ее присутствие напоминает ему, что мир многообразен, о чем он позволил себе забыть. Он слишком долго был заточен в своей крепости. И именно это заточение ослабило его разум…

Понти принес в комнату большую коробку. И сейчас он вынимает из нее целую коллекцию кожаных папок.