Кристиан Жак - Под акацией Запада

Хотя писца довольно часто мучили боли в спине, он тем не менее сам носил деревянные таблички и папирусы. Амени был таким бледным, что казалось вот-вот упадет в обморок. Требуя от своих подчиненных исключительного трудолюбия, при этом он также мало спал и неустанно трудился, составляя ежедневные отчеты, предназначенные для Рамзеса.

Так как Рамзес решил провести несколько месяцев в Фивах, Амени вместе со своими служащими отправился вслед за ним. Писец не придавал никакого значения титулам и почестям, оставаясь носителем царских сандалий. Подобно повелителю Египта, Амени заботился только о процветании страны. Поэтому он не позволял себе ни минуты отдыха, боясь допустить серьезную ошибку.

Когда Рамзес вошел в его кабинет, заваленный папирусами, Амени ел ячменную кашу и творог.

— Твоя трапеза закончена?

— Не имеет значения, государь. Визит Фараона в такую рань не предвещает ничего хорошего.

— Твои последние отчеты показались мне обнадеживающими.

— «Показались»… К чему эта оговорка? Не воображает же царь, что я что-то скрываю от него!

С возрастом Амени становился ворчливым. Он плохо переносил критику, жаловался на тяжелые условия работы и без стеснения грубо обрывал тех, кто пытался давать ему советы.

— Я не воображаю ничего подобного, — спокойно сказал Рамзес, — а просто пытаюсь понять.

— Понять что?

— Нет ли чего такого, что вызывает у тебя озабоченность?

Амени начал размышлять вслух.

— Орошение налажено превосходно, так же как и содержание плотин… Наместники провинций повинуются указам и склоняют головы перед властью Фараона… Работы на полях хорошо организованы, население ест досыта, имеет хорошие жилища, подготовка празднеств безупречна, общины мастеров, каменотесы, скульпторы и художники работают по всей стране…

Вроде бы все было в порядке.

Эти доводы должны были бы успокоить Рамзеса, так как Амени не было равных в способности обнаруживать какие-нибудь сбои в общем управлении страной, однако царя не покидала тревога.

— Твое Величество скрывает от меня важную информацию?

— Ты знаешь, что я на это не способен.

— Тогда что же?

— Меня волнует поведение хеттского посланника и его льстивые речи.

— Полноте! Эти люди умеют только воевать и лгать.

— Я чувствую приближение грозы, зарождающейся внутри Египта, грозы, несущей в себе разрушение.

Амени всерьез воспринял слова Фараона. Как и его отец Сети, Рамзес обладал магической связью с устрашающим богом Сетом, повелителем небесных громов и молний, но также и защитником солнечной ладьи от чудовищ, старающихся ее уничтожить.

— Если бы была жива Нефертари, она смогла бы предугадать будущее.

Амени нервно свернул папирус и разложил кисточки. Этими движениями он попытался рассеять печаль, охватившую его, как и Рамзеса. Нефертари — сама красота, ум и изящество, мирная улыбка Египта; когда он имел счастье созерцать ее, то почти забывал о своей работе, но к Красавице Изэт личный писец Фараона относился иначе. Рамзес, конечно, прав, приблизив ее к трону, хотя обязанности царицы слишком тяготили эту женщину, но она, по крайней мере, любила Рамзеса, и это обстоятельство скрадывало многие недостатки.

— Твое Величество укажет мне след?

— Увы, нет.

— Значит, нужно удвоить бдительность.

— Я не очень-то люблю неприятные сюрпризы.

— Знаю, знаю, — проворчал Амени, — а я-то хотел денек отдохнуть, придется отказаться от этой затеи.

Огромная рогатая змея с плоской головой и толстым туловищем медленно ползла по направлению к паре, занимающейся любовью под пальмой. Белая, с красной спиной и зелеными боками, рептилия, проведя день, зарывшись в песок, вышла на охоту с наступлением ночи. В теплое время ее укус вызывал немедленную смерть.

Ни мужчина, ни женщина, сплетенные в объятиях, казалось, не чувствовали опасности. Грациозная, гибкая, как лиана, смешливая красавица-нубийка заставляла пятидесятилетнего любовника с крепким телосложением и матовой кожей проявлять всю свою мужскую силу. Нубийка то ласковая, то требовательная не давала передышки египтянину, атаковавшему ее с пылкостью первой встречи. В прохладе ночи они разделяли удовольствие такое же жгучее, как летнее солнце.

Змея была уже недалеко от пары.

С притворной грубостью мужчина перевернул женщину на спину и поцеловал в грудь. Она радостно приняла эту ласку. Любовники страстно пожирали друг друга глазами.

Быстрым и уверенным движением Лотос ухватила рогатую змею. Рептилия засвистела и укусила пустоту.

— Хорошая добыча, — заметил Сетау, не прекращая заниматься любовью со своей женой. — Первосортный яд, полученный без всяких усилий.

Вдруг Лотос притихла:

— У меня плохое предчувствие.

— Из-за этой гадюки?

— Рамзес в опасности.

Заклинатель змей, друг Фараона, который поручил ему управление нубийской провинцией, всегда серьезно относился к предупреждениям своей жены, прекрасной колдуньи, обладающей даром ясновидения. Вдвоем они поймали огромное количество змей, одну опаснее другой, собирая яд, необходимый для изготовления лекарств от тяжелых болезней.

Независимые, нелюдимые, Сетау и Лотос тем не менее сопровождали Рамзеса в военных походах, как на юге, так и на севере, и лечили раненых.

Возглавляя царскую лабораторию, они испытали безграничное счастье, когда Рамзес попросил их заняться управлением нубийской провинцией, которую они так любили. Разумеется, наместник Нубии, трусливый вельможа, пытался препятствовать их начинаниям, но страх перед ужасными рептилиями, окружавшими жилище Сетау и Лотос, не давал ему развернуться.

— О какой опасности идет речь? — заволновался Сетау.

— Не знаю.

— Ты видишь лицо?

— Нет, — ответила Лотос, — это какое-то чувство беспокойства, но я знаю, что Рамзесу угрожает опасность.

Продолжая крепко держать змею, она встала:

— Ты должен вмешаться, Сетау.

— Но что я могу сделать, находясь в Нубии, далеко от столицы?

— Поехали в Пи-Рамзес.

— Наместник Нубии сразу же воспользуется нашим отсутствием, чтобы навредить.

— Однако Рамзес нуждается в помощи, и мы должны быть рядом с ним.

Уже давно неподатливый Сетау, которому ни один высший чиновник не мог диктовать свои условия, не обсуждал распоряжений нежной Лотос.

Верховный жрец Небу был очень стар. Как написал мудрый Птахотеп в своих знаменитых Максимах, глубокая старость постепенно изнуряет человека, увеличивая слабость и желание спать даже днем. Зрение ослабевает, наступает тугоухость, не хватает сил, сердце устает, уста больше не говорят, кости ноют, исчезают вкусовые ощущения, нос закладывает, становится трудно вставать и садиться.