Вера Крыжановская - Фараон Мернефта

Вдруг у входа в одну из зал показался Мернефта, бледный как смерть, окруженный своими телохранителями и служителями. Все мы устремились бегом в спальню наследника. Неподвижно лежал Сети с откинутой назад головой и сброшенным одеялом. Старый нубиец пытался перевязать Мокрым бинтом широкую рану, зиявшую на груди царевича. При этом зрелище фараон вскрикнул. Силы меня оставили, в голове зашумело, все предметы запрыгали перед глазами, я выронил светильник и упал без чувств.

Я пришел в себя на скамье, куда меня уложили во время обморока. Старый негр смачивал мне лицо эссенцией. Я встал слабый и дрожащий. Бегавшие вокруг меня люди оживили мою память.

— Сети умер? — спросил я одного офицера.

— Нет, — отвечал он, — еще жив. Если ты в силах, пойдем к нему, я проведу тебя.

Мы вошли в спальню царевича, все выходы которой были заняты воинами. У постели раненого стоял делавший перевязку врач. На противоположной стороне комнаты сидел Мернефта, облокотясь на стол и опустив голову на руки. Два советника стояли позади государя. Двое обували босые ноги фараона, третий старался застегнуть ему хитон, а четвертый зачесывал ему волосы золотым гребнем. Царь сидел, не шевеля ни одним членом, точно превращенный в камень. Напрасно виночерпий несколько раз подносил ему чашу с вином — фараон ничего не видел и не слышал.

Врач отошел от постели, и я увидел лицо лежавшего на подушках царевича. Глаза его были закрыты, но дрожание губ показывало, что он был жив. Врач подошел к царю и, бросившись к его ногам, обнял его колени.

— Великий сын Ра, отец и благодетель своего народа. Подними голову, склонившуюся от скорби. Милость бессмертных даровала великую радость: надежда твоей династии, радость и гордость Египта, царевич Сети будет жить, могучая рука Ра прикрыла его. Взгляни: орудие преступления попало на амулет, который, пробитый насквозь, ослабил удар. Рана тяжела, но не смертельна.

Мернефта встрепенулся, поднял голову, и легкая краска выступила на его лице. Схватив амулет, он с пламенной благодарностью воздел руки к небу.

— Если ты говоришь правду, старец, и твое искусство действительно спасет жизнь моего сына, то день этот поистине будет днем счастья для тебя и твоего потомства, — сказал царь и, заметив чашу, которую подал виночерпий, осушил ее залпом. — А теперь, — продолжил он, поднимаясь с места, — я должен подумать о моем народе. Пусть все советники короны немедленно собираются в мои покои, а вы, Нехо с офицерами, берите с собой солдат и отправляйтесь по городским кварталам. Стучите в двери всех домов, богатых и бедных, и будите жителей. Может быть, хоть некоторым из них удастся еще спасти своих сыновей.

Я тотчас вышел. Это распоряжение доставляло мне возможность немедленно узнать, что происходит у нас в доме. Улицы были безмолвны и пусты, многолюдный город спал. С горьким чувством глядел я на темные, запертые дома, где, быть может, случилось уже несчастье.

«Бедные люди, — думал я, — вы спите мертвым сном под влиянием какой-нибудь травы или порошка, тайно подброшенных в курильницу, не ведая, что надежда вашего рода, опора вашей старости погибает под кинжалом убийцы».

Мы начали наше нелегкое и невеселое дело. У всех домов, богатых и бедных, мы стучали до тех пор, пока кто-либо не выходил отворить дверь.

— Берегите первых сыновей у вас в доме. Их убивают в эту ночь, — говорили мы тогда и быстро шли далее, нередко слыша за собой отчаянные крики, которые свидетельствовали, что жители дома уже нашли жертву.

Наконец я не выдержал и, пожираемый мучительным беспокойством, направился со своими солдатами в родительский дом.

В нем царствовало то же зловещее молчание. Мой громкий голос и стук в ворота подняли старого привратника. Оставив своих подчиненных на улице с приказанием будить соседей, я бросился в дом и побежал прямо в комнату Хама. Неподалеку от дверей ее крепко спал на полу черный невольник. Я схватил его за плечи и встряхнул так сильно, что он сразу открыл глаза.

— Где та молодая женщина, которую сегодня привел Хам? Куда ее поместили? — спросил я.

— Не знаю, — отвечал негр, протирая глаза, — ей отвели комнату налево от лестницы. Благородный Хам велел мне смотреть, не будет ли кто-нибудь прокрадываться к нему… и мне показалось, что туда прошла эта женщина…

Я бросился в комнату Хама, слабо освещенную лампадой. Лии нигде не было. Тогда, схватив ночник, я подбежал к постели и едва устоял на ногах. Там с посиневшим лицом, закатившимися глазами лежал Хам. Широкая рана зияла на его обнаженной груди, кровь обагряла всю постель и заливала пол. Я попытался отыскать в убитом тлевшую искру жизни, но он уже окоченел. Я бросил его и побежал в покои родителей.

— Вставайте, — кричал я, расталкивая отца, — во дворце ранен Сети, а здесь ранен Хам, но, может быть, немедленная помощь еще спасет его.

Отец вскочил на ноги, мать подняла громкий вопль. В несколько минут весь дом был на ногах, и все побежали в комнату Хама. У дверей ее к нам присоединилась полуодетая Ильзирис, поддерживаемая Аккой.

— Что такое? Что случилось с моим женихом? — дрожащим голосом спрашивала сестра, цепляясь за мою руку.

— Будь мужественна, моя бедная Ильзирис. Большое несчастье поразило наш дом и весь Египет… Иди в свою спальню и молись. Тебе не годится смотреть на то, что произошло в этой комнате.

В отчаянии и ужасе Ильзирис закрыла лицо руками. Акка увела ее, а я вернулся на улицу к своим подчиненным.

С пылающей головой я снова принялся за исполнение своей печальной обязанности, стуча и крича у дверей каждого дома.

Но город уже начал просыпаться, и страшно было это пробуждение. Почти во всех домах поднимались отчаянные вопли. Улицы наполнялись народом; полуодетые люди бегали во все стороны. Одни искали врачей, другие бродили без цели, обезумев от отчаяния.

Солнце встало, озарив своим светом трупы египетских первенцев, окруженные рыдающими родными, которые проспали глубоким сном то время, когда смерть поражала их сыновей. Воспоминание о Радамесе и его загадочных действиях в эту роковую ночь неотвязно меня преследовало. Неужели он и Сетнехт участвовали в чудовищном заговоре? Это было невероятно. Следовало ли мне сообщить государю свои подозрения? Но у меня не было доказательств для обвинения двух офицеров, уважаемых всеми.

С этими мыслями я возвратился во дворец. Бесчисленная толпа собралась уже пред царскими палатами, громкие крики раздавались со всех сторон:

— Отпусти евреев!

С большим трудом пробился я во дворец и вместе с моим приятелем взошел на одну из башен толстой каменной стены, ограждавшей царское жилище. С высоты этой башни вся главная площадь была видна как на ладони. Приятель сообщил мне, что наследнику лучше, а фараон заседает в совете; в залу, смежную с залой совета, созваны все дворцовые писцы, а два офицера с отрядом солдат посланы искать Мезу, чтобы немедленно привести его к фараону.