Алла Бегунова - Тайна генерала Багратиона

Уловки царедворца Михаил Богданович усвоил сравнительно недавно. Коренной перелом в его карьере произошел зимой 1807 года. В сражении при Прейсиш-Эйлау пятидесятилетний генерал-майор получил ранение пулей с раздроблением кости в правую руку выше локтя. Император посетил тяжелораненого в госпитале, долго беседовал с ним и вдруг поверил в полководческий талант всегда невозмутимого лифляндца.

За отличия в войне со шведами в 1809 году Александр Павлович пожаловал Барклаю де Толли высокий чин генерала от инфантерии вне очереди и в обход других генерал-лейтенантов, коих в армии насчитывалось тогда 61 человек. Те имели перед Барклаем старшинство, то есть были произведены гораздо раньше его.

Получился громкий скандал. Десять генерал-лейтенантов одновременно, в знак протеста подали прошения об отставке «по болезни». Они презирали выскочку-лифляндца и не понимали, какими это особыми качествами «ледовитый немец» (как назвал Барклая де Толли генерал Ермолов) превосходит их всех.

Блестяще применив дипломатические способности, молодой царь сумел успокоить разгневанных военачальников. Он принял отставку только у троих: у графа Остермана-Толстого и у князей — братьев Голицыных, Дмитрия и Бориса. Остальные «выздоровели».

В следующем, 1810 году, Александр Павлович назначил своего любимца военным министром.

Может быть, немецкий педантизм да холодное равнодушие к подчиненным и помогали Михаилу Богдановичу в его организаторской деятельности. Он провел ряд преобразований и подготовил-таки наши вооруженные силы к испытаниям Отечественной войны 1812 года. Но в армии его не любили.

Эта нелюбовь дошла до крайней степени, до обвинений в предательстве во время отступления от границ империи к Москве жарким летом 1812-го. Багратион, командуя Второй Западной армией, меньшей по количеству, чем Первая Западная армия Барклая де Толли, не стеснялся выражать всеобщее недовольство прямо, громко, убедительно.

К счастью, до начала Отечественной войны еще оставался целый год. Оба будущих ее знаменитых полководца поддерживали между собой служебно-вежливые отношения.

Генерал от инфантерии Барклай де Толли получил у императора соизволение на отпуск генералу от инфантерии князю Багратиону и на выдачу ему аванса в девять тысяч рублей. Петр Иванович в письме поблагодарил его высокопревосходительство за «исходатайствование сих высокомонарших милостей».

Перед отбытием из Санкт-Петербурга Багратион, согласно этикету, должен был представиться государю, известив его о маршруте поездки и месте дальнейшего пребывания. Казалось бы, сугубо официальная встреча потребует немного времени. Но Александр Павлович неожиданно задержал генерала, начав серьезный разговор.

— Не думайте, любезный князь, будто я позабыл о своих намерениях и планах, — сказал самодержец Всероссийский.

— Каких планах, ваше величество? — учтиво спросил генерал.

— Решение о формировании трех крупных армий на западной границе мною уже принято. Первая, с численностью до 130 тысяч, встанет на линии от города Россиены до города Лида и прикроет расстояние более, чем в двести верст. Вторая, с численностью до сорока восьми тысяч, выйдет на рубеж от Лиды до Волковыска, что составляет примерно 100 верст. Третья, численностью до сорока пяти тысяч будет находиться на Волыни. Вам вручаю я командование Второй армией.

До этого момента князь Петр раздумывал, как задать царю мучительно трудный для него вопрос о своем будущем. Императорского решения он ждал долго и начал сомневаться, что в новом и, наверное, последнем столкновении с Наполеоном найдется для него достойное место. Прежние тревоги, беспокойства, сожаления теперь рассеялись вмиг. Следовало немедленно выразить благодарность за оказанную честь, уверить в совершеннейшей преданности, поклясться без колебаний положить на алтарь Отечества собственную жизнь.

Но потомок грузинских царей молчал. Отчего-то вспомнились ему разговоры в Английском клубе. Нет, не слаб духом, не двуличен, не одержим бесконечными внутренними сомнениями сын взбалмошного императора Павла, как о том любят судачить московские вельможи. Он — мудр и потому осторожен.

— Вы отказываетесь? — государь подошел к генералу совсем близко и заглянул ему в глаза.

— Никак нет, ваше величество!

Александр Первый счел необходимым объясниться:

— Я выжидал. Боялся дразнить зверя, изготовившегося к прыжку. Но июнь на исходе. Стало быть, в этом году вторжения не будет. Не начнет он такую войну, на осень глядя. А вот в следующем году.

— Мой государь! Много чего можно сделать за двенадцать месяцев! — заговорил Багратион, воодушевляясь. — Войска, вверенные мне по вашей монаршей воле, я подготовлю. Возведу укрепления, соберу боеприпасы, провиант и фураж, проинспектирую все полки и артиллерийские роты.

— Приказ о назначении Главнокомандующим Второй Западной армией вам доставит фельдъегерь, видимо, в конце июля или в августе. Кого хотите вы, любезный князь, взять к себе адъютантом? — спросил Александр Первый и приготовился записывать.

Несколько адъютантов, полагающихся Главнокомандующему, как правило, были молодыми офицерами, приближенными к военачальнику, его доверенные лица. Многообразная работа в штабе становилась для них школой военной стратегии и тактики и могла повлиять на дальнейшую карьеру. Перейдя в строй со штаб-офицерскими чинами, они быстрее продвигались по службе.

Кандидатуры адъютантов, помимо поручика Курляндского драгунского полка Древича, Петр Иванович тут же наметил:

— Во-первых, ваше величество, прошу у вас майора Двадцать четвертого егерского полка Семена Брежинского. Старший его брат, Андрей Петрович, служил у меня секретарем лет семь назад. Очень добросовестный человек. К тому же хорошие стихи пишет в основном про учителя моего Суворова и нашу военную историю. Во-вторых, по Молдавской армии отлично знакомы мне штабс-ротмистр Александрийского гусарского полка барон фон Беервиц и поручик лейб-гвардии Гусарского полка князь Меншиков, который есть двоюродный брат по матери моему дальнему родственнику, князю Георгию Грузинскому.

Не случайно генерал от инфантерии назвал имя своего четвероюродного брата Георгия. Именно к нему в гости, на Волгу, в Нижегородскую губернию, село Лысково, и собирался он поехать этим летом. Давно звал его к себе в гости князь Грузинский, предводитель дворянства, майор в отставке. Не задалась у него военная служба. Зато хозяйство процветало: превосходные урожаи давали принадлежавшие ему приволжские пойменные земли. Кроме того, князь держал переправу через Волгу, и это приносило изрядный доход. Переправа находилась на бойком месте. Она вела с правого берега реки на левый, к знаменитой ярмарке, располагавшейся у стен Макарьевского монастыря.