Марк Алданов - Десятая симфония
- Название:Десятая симфония
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Книжная палата
- Год:2002
- Город:Москва
- ISBN:ISBN 5-7000-0096-2
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Марк Алданов - Десятая симфония краткое содержание
Повесть "Десятая симфония" впервые была опубликована в Париже в 1931 году под одной обложкой с документальным очерком "Азеф" о котором Марк Алданов "не чувствовал себя способным писать в беллетристической форме".
В центре "Десятой симфонии" замечательный русский человек Андрей Кириллович Разумовский, имя которого памятно всем любителям музыки: ему посвящены знаменитые квартеты Бетховена.
Среди других персонажей повести французский художник Изабе, императрица Евгения, Жорж Дантес.
Десятая симфония - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Посоветовавшись с Шупанцигом, Шиндлер решил до окончания концерта ничего не сообщать старику о денежных результатах концерта: пусть хоть симфония с хорами доставит ему утешение. По началу концерта, по настроению в зале оба они видели, что прием будет горячий и что овации Бетховену обеспечены: публика его жалеет и знает, что ему жить уже недолго.
Шиндлер и Шупанциг робко вошли в комнату, предназначенную для артистов. Старик сидел в той же позе, в какой его застала Зонтаг.
- Meister, rüstet Euch! {44} 44 Маэстро, ваш выход! (Нем.)
- закричал Шиндлер, нагнувшись к самому уху Бетховена. Кон траст между его успокоительными словами и диким криком был так силен, что Шупанциг вздрогнул.
Бетховен тяжело поднялся с кресла и уставился бешеными глазами на вошедших.
- Ich bin gekocht, gesotten und gebraten {45} 45 Я совершенно готов (дословно: сварен и зажарен) (нем.).
, - сказал он и быстро направился к эстраде. Шупанциг маленькими шажками побежал за ним.
Особенно мое любопытство возбуждала Девятая симфония, так как, по общему мнению музыкантов {46} 46 С известным правом можно утверждать, что и Девятая симфония, и смычковые квартеты, и все последние создания Бетховена едва ли не раньше, чем в Западной Европе, были поняты в России или по крайней мере оценены отдельными русскими знатоками. Достаточно назвать Ленца, Глинку, Голицына, Одоевского, Бакунина. (Примеч. авт.)
, Бетховен написал ее в состоянии, близком к умопомешательству. Она считалась пределом непонятного и фантастического искусства. Достав с большим трудом партитуру, я с первого взгляда на нее почувствовал себя зачарованным роковой силой. В этой симфонии, конечно, была тайна всех тайн... Помню, бледный луч зари застал меня за работой. В моем состоянии крайнего возбуждения я испугался зари, как призрака. Я вскрикнул от ужаса и закрыл лицо одеялом.
На оборотной стороне афиши была мелкими буквами целиком напечатана ода Шиллера. Андрей Кириллович медленно ее прочел. «А не то чтобы отменнейшие были стихи, хоть они и Шиллеровы», - подумал он. Его неодобрение, впрочем, относилось к мыслям стихов, а не к их форме: форма была бойкая и в самом деле веселила душу. Но Разумовскому было не до веселья. Разговор с Дюпором пробудил в нем тоску и горько-насмешливое настроение. В стихах говорилось о любимой женщине, - Андрею Кирилловичу шел восьмой десяток. Говорилось о друзьях и дружбе, - у него близких друзей не было. «Ишь какие весельчаки, - бормотал он. - Все радость да радость...» «"Auf des Glaubens Sonnenberge, sieht man Ihre Fahnen weh'n..." - C'est curieux, je ne vois pas les drapeaux, - подумал Разумовский, перейдя в мыслях на французский язык, для иронии более пригодный. - "Durch den Riss gesprengter Saerge sie im Chor der Engel steht..." - Ça c'est fort par exemple, la joie а travers le fente des cercueils... - "Götter kann man nicht vergelten, Schön ist Ihnen gleich zu sein..." - Андрей Кириллович не чувствовал себя равным богам. - Je n'y puis rien... - "Unser Schuldbuch sei vernichtet..." - Ça oui, les dettes j'en ai pour plusieurs millions... -"Richtet Gott wie wir gerichtet..." - Si la justice divine ne vaut pas mieux que la nôtre!.. - "Freude sprudelt in Pokalen in der Traube goldnen Blut, Trinken Sanftmut Kannibalen..." - Tiens, les cannibales sont de la fête!.. Non, décidément, la poésie allemande et moi...» {47} 47 "На крутых высотах веры страстотерпца ждет она, там парят ее знамена..." — Это любопытно, я не вижу знамен. (...) "Здесь стоит она склоненной у разверзшихся могил..." — Это довольно сильно, вообще говоря, радость пробилась сквозь щели гробов... — "Не нужны богам рыданья! Будем равны им..." (...) Я тут ничего не поделаю... — "В пламя, книга долговая..." — Долги, они у меня есть на многие миллионы... — "Как судили мы, судит Бог..." — Если Божий суд не стоит больше, чем наш!.. — "Радость льется по бокалам, золотая кровь лозы, дарит радость каннибалам..." — Надо же, каннибалы пришли на праздник!.. Нет, решительно, немецкая поэзия и я несовместны... (Нем., фр. Фрагменты из «Радости» Шиллера в пер. с нем. И. Миримского.)
Взрыв аплодисментов прервал размышления Андрея Кирилловича. Бетховен выходил на эстраду. «Господи, как он изменился!»
Дирижер, низко поклонившись публике, поднялся на свое место. Бетховен кивнул головой, сердито отвернулся и стал рядом с дирижером. Гул в зале затих совершенно.
При первых звуках музыки насмешливое настроение оставило Андрея Кирилловича. «Что же это такое? - думал он. - Так вот она, радость!.. Mais ce n'est pas la musique qu'il decompose, c'est la vie... Oui, c'est le chaos... Ténébres et désolation... Le triomphe de la mort...» {48} 48 Это не музыку он разрушил, это жизнь... Да, это хаос... Сумрак и скорбь... Триумф смерти... (Фр.)
- Понравилось вам, князь? - спросил Дюпор, впорхнувший снова в ложу, как только оркестр перестал играть. - Правда, хорошо?
Он с удивлением смотрел на измученное лицо Разумовского.
- По-моему, тема финала могла бы послужить для балета. Очень похожая фраза есть в прелестном старинном гросфатере. - Дюпор вполголоса пропел тему радости и пропел так, что в самом деле вышло похоже на гросфатер. - Чудесная фраза!
- За радостью я обращусь к «Севильскому цирюльнику», - сказал не сразу Разумовский. Он встал и снова сел. - Подождем, пока схлынет толпа в коридоре, - рассеянно сказал он, видимо, погруженный в свои мысли.
- Знатоки говорят, что в симфонии нарушены все законы музыки... Вы этого не думаете, князь?
- Нет, я этого не думаю... А если и нарушены, то беспокоиться нам нечего: значит, он создал новые, - ответил Андрей Кириллович. Он чувствовал потребность высказать свои мысли о симфонии, но Дюпор был явно неподходящим слушателем.
- Так вы говорите, это радость? - сказал Разумовский. - Не знаю. Ничего мрачнее и страшнее, чем первые две части этой симфонии, я отроду не слышал... Вторая часть вдобавок издевательская... Это - торжество зла, преступление, злодеяние, что хотите, только не радость! Нет, это дьявольская музыка!
- Почему дьявольская? - недоверчиво спросил Дюпор. - Ведь, кажется, по замыслу, радость приходит потом, так по крайней мере...
- Уж я не знаю, когда она приходит, - перебил его Разумовский. - Ведь не в третьей части, правда? Тогда финал? Та фраза, которая вам напоминает гросфатер, от нее при ее появлении рвется сердце... Вы говорите, финал, - продолжал он, все более увлекаясь. - Зачем Бетховен ввел хор? Человек и здесь все портит... Но, допустим, радость. Разве он в финале ответил на первые две части? На все то, что в них сказано? Очень может быть, что Бетховен хотел оправдать жизнь, - ничего он не оправдал, ничего!..
- Не понимаю, - так же недоверчиво заметил Дюпор. - Если автор объявляет, что он пишет о радости, значит, он пишет о радости. Как вы можете знать лучше автора, что он хотел сказать? Et puis, il n'est pas philosophe a ce point, allez! Je le connais {49} 49 И потом он не философ в этой смысле! Я его знаю (фр.).
, - пожимая плечами, добавил он.
- Зачем ему быть философом? Бетховен загадка. Разве в этом изумительном творении не детские приемы? Эта перекличка тем! Одна тема божественнее другой, но в том, что их поочередно предлагают и отвергают, в этой словесной ссылке на Шиллера есть что-то наивное и беспомощное. Если хотите, только волосок отделяет это от безвкусия. И все-таки он величайший художник всех времен - царь того искусства, которое умнее всех мудрецов и философов в мире... И пессимизм его не от сознания, не от житейских бед, даже не от глухоты. Бетховен одержимый. Он сам создает вокруг себя атмосферу муки и потом сам себя утешает как может... На предельных высотах искусства нужны добровольные мученики: разве в нормальном состоянии можно создать такое произведение?.. Что он стал бы делать, если б оправдал?..
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: