Тейлор Колдуэлл - Монгол

Субодай попросил Кюрелена спеть его любимую песню, и великолепный голос старца снова зазвучал в ночи, страстно и грустно.

Прекрасное лицо Субодая стало серьезным и грустным, и тень сомнений затуманила глаза Джамухи. Лицо Темуджина напряглось и почернело, казалось, ему неприятна звучавшая в ночи песня.

— Это песня для стариков! — заявил он, встал, оглянулся, и его серые глаза потемнели, и в них засветились дикие огоньки. Подняв голову, Темуджин пристально посмотрел в небо. Рядом тенью проскользнул Бектор, он остановился, и в его глазах можно было прочитать черную злобу и мрачную ненависть.

Есугей вызвал к себе в юрту Темуджина. Рядом с ним сидел шаман и двое стариков. Темуджин остановился перед отцом. Есугей внимательно оглядел сына с головы до пят.

— Ты уже повзрослел, и для тебя надо подобрать невесту, — наконец вымолвил отец. — Я собираюсь отправить тебя в орду Олхонода, где есть красивые невесты, у которых имеется приличное приданое. Готовься. Тебе придется пожить с родителями твоей суженой. Ты возьмешь с собой двоих друзей, которые останутся там с тобой, чтобы ты не так сильно скучал по дому.

Хан продолжал смотреть на сына, и его морщинистое лицо посветлело: юноша был красив.

— Отец, я действительно должен ехать так сразу? — сказал Темуджин недовольно.

— Сейчас же! И поспеши, Темуджин. Ваши кони уже ждут вас!

Темуджин отправился в юрту матери, но она не пожелала выслушивать его жалобы.

— Тебе пора обручиться, — повторила мать слова Есугея. — Когда ты женишься, то возвратишься в орду отца, а после его смерти — станешь ханом.

Оэлун вручила сыну небольшую серебряную шкатулочку с душистыми маслами, предназначавшуюся для невесты, и улыбнулась ему теплой и любящей улыбкой.

— Сын мой, я хочу, чтобы у меня было много внуков, — сказала мать и коснулась лица Темуджина изящными руками. Ей было очень приятно, что у нее такой сильный и красивый сын, она гордилась им. — Ни один человек не должен жить одиноко. В определенный срок он должен взять в руки меч обязательств. Тот, кто этого не делает, должен умереть. Так было всегда.

Кюрелен по-философски отнесся к жалобам племянника. Калека ткнул искривленный палец в его грудь:

— Что? Разве ты не мужчина? Если это так, возвращайся к отцу и проси его об отсрочке!

Темуджин от ярости стал багровым. Он посмотрел в хитрющее лицо дяди, и в первый раз в жизни ему захотелось его ударить. Пока юноша боролся с приступом ярости, Кюрелен, продолжая хихикать, открыл сундук и достал оттуда два широких серебряных браслета с великолепным рисунком, который напоминал хрупкую сеть паука, покрытую изображениями виноградной лозы и цветами с лепестками из бирюзы и темно-красных камней. Темуджин позабыл о злости, восхищенно разглядывая браслеты.

Кюрелен вздохнул, и браслеты скользнули в жадно протянутые руки племянника. Затем из сундука было извлечено широкое ожерелье с таким же рисунком. Темуджин издал радостный возглас, глядя на сверкающие и позвякивающие в его руках украшения.

— Может, твоя невеста окажется красивой и усилит блеск этих безделушек, — заметил Кюрелен. — И пусть она будет столь же чиста, как это серебро. Говорят, что женщина, которая будет носить эти украшения, родит много сыновей.

Любовавшийся украшениями Темуджин, кажется, не слушал дядю, но тот сказал еще кое-что, заставив племянника удивиться:

— Пусть твоя жена любит тебя больше всех на свете, — произнес тихо Кюрелен. — Наш народ не считает любовь женщины стоящей вещью. Мы хотим, чтобы они доставляли нам удовольствие на ложе и постоянно рожали детей… Так происходит потому, что мы — варвары. Ты должен понять, что на свете нет ничего драгоценнее женщины, которая нам мила. Любовь подобна воде в пустыне или коню, когда тебе нужно удрать от врагов, мечу — во время сражения. Любовь — это крепость и спасение. У кого есть такая женщина, тот обладает бесценным сокровищем, а в придачу к нему — раем.

Темуджин был поражен. Он взглянул на дядю, ожидая увидеть на его лице насмешку, но Кюрелен был абсолютно серьезен.

— Ты когда-нибудь любил, Кюрелен? — удивленно спросил Темуджин и кинул взгляд в сторону сидевшей неподалеку Шассы, которая плела волосяные веревки. Увидев взгляд юноши, она как-то жалко усмехнулась и ниже склонила голову.

— Да, — ответил ему Кюрелен, лицо которого осталось равнодушным. — Тебе пора идти. Тебя ждет отец!

Темуджин решил, что в поездке в орду невесты его будут сопровождать Субодай, Шепе Нойон и Джамуха Сечен.

Поначалу растерявшись от этого известия, вскоре молодежь уже вовсю радовалась приключению. Даже Джамуха смеялся больше, чем когда-либо. Темуджин его поддразнивал, потому что Джамуха поклялся, что женится раньше него, но ни с кем еще не был помолвлен. Субодай спокойно улыбался и подгонял коня плеткой.

Друзья ехали навстречу закату, воздух быстро становился холодным. Они давно покинули богатые пастбища, а сейчас медленно продвигались по неровностям пустыни, освещенной кровавым светом умирающего солнца.

Тут и там высились черные валуны, их гладкая поверхность слегка сверкала в лучах заходящего солнца. Перед валунами уходили ввысь две огромные каменные колонны, напоминавшие полуразвалившуюся арку перед входом в храм. В отдалении можно было разглядеть скалы, похожие на разрушенные крепостные стены с острыми зубцами, черневшими на фоне неба. В этом ужасном красном аду монголам не встретилось ни единого живого создания. Перед путниками были только черные валуны, красная земля и давящее на душу одиночество. Вскоре им стало не по себе, и они со страхом взирали на бесконечное алое небо, странную землю под ногами, освещаемую каким-то адским пламенем, порожденным уже почти закатившимся солнцем. Тишина вокруг напоминала спокойствие смерти. Кони почувствовали настроение людей и, когда под копытами хрустели мелкие камни, волновались и начинали ржать.

Когда путники поднялись на небольшую возвышенность, их взглядам открылось огромное туманное озеро синего цвета. Его берега загромождали пурпурные пирамиды из камней. Поверхность озера была спокойной, и в ней не отражался красный свет, идущий с красных небес. Берега озера были неразличимы, утонув в туманной дымке, а воды его сияли, как полированное стекло. От зрелища неподвижной темной воды захватывало дух. Казалось, что вы видите сон, задремав в сумерках. Озеро лежало без движения, и казалось, надо сделать шаг, и окажешься рядом, но потом оно отодвигалось от вас на многие лиги, то темнело, то становилось светлее с оттенком грязной бирюзы и аметиста. Озеро простиралось далеко в красную, без единого растеньица, пустыню и сливалось с ней.