Тейлор Колдуэлл - Монгол

Он покинул Темуджина во второй вечер. Джамуха, Шепе Нойон и Субодай намеревались его сопровождать, но хан, правильно поняв выражение лица сына, приказал друзьям Темуджина остаться с ним еще на несколько дней. Есугей распрощался с Дай Сеченом и его ордой и, возложив руки на голову Борте, благословил ее.

— Она умная девушка, — решил он.

Он не ошибался. Борте влюбилась в Субодая, но прекрасно понимала, что он по положению в обществе гораздо ниже Темуджина, сына хана Якка Монголов. Если бы даже ей удалось, презрев долг, желание отца и все законы ее племени, выйти замуж за Субодая, она этого никогда бы не сделала. Тем более Темуджин тоже был весьма привлекательным юношей, пусть и волновал он ее чуть меньше, чем Субодай.

Подобно Оэлун, она была умной и сметливой девушкой. Когда она вспоминала Субодая, то хитренько усмехалась и легко облизывала красным язычком пухлые губки, а вот с Джамухой старалась не встречаться. Тот с ней вообще не разговаривал. Девушка думала о нем, как о скорпионе, и считала, что он недолго останется другом Темуджина после того, как она станет женой ханского сына.

В Джамухе она видела вражду, недоверие и ненависть. Уж она-то наверняка сможет повлиять на мужа и должна любыми средствами избавиться от злобного врага, чей неморгающий и презрительный взгляд она постоянно ощущала на себе. Девушка начинала дрожать от отвращения, а временами ей казалось, ощущала, как ее горло сжимают холодные пальцы ужаса от одной мысли, что Джамуха будет с презрением наблюдать за ней постоянно. Пару раз она попыталась перетащить его на свою сторону — сладко улыбалась ему и строила глазки. Юноша, ничего не говоря, от нее отворачивался, словно совсем ее не замечал. Порой она даже опасалась, что он поговорит с Темуджином и уговорит друга оставить невесту. Чтобы предотвратить такое развитие событий, она, как могла, демонстрировала свою увлеченность Темуджином, иногда специально дразнила жениха и возносила его к небесам одним лишь прикосновением и тихим смехом.

Возвращаясь из орды Дай Сечена, Есугей пел и веселился от радости. Он уже почти миновал Проклятое Озеро. Было время заката, и Есугей остановился, чтобы снова насладиться удивительным зрелищем. В тот вечер, однако, озеро как никогда напоминало дурное привидение, парящее в огромной тишине пустыни.

Солнце быстро село за крутыми холмами на западе, поднялся сильный резкий ветер. Есугей давно привык к грустному пейзажу пустыни, но сейчас сердце билось у него, как у загнанного зверя. Когда он заметил костер, горящий у холмов, так напоминавших хребет древнего чудовища, он чуть не закричал от радости и облегчения. Однако чем ближе хан приближался к ним, тем тревожнее становилось у него на душе: в лиловых сумерках становилось все больше и больше костров, и Есугей понял, что перед ним татарский лагерь. Пользуясь тем, что его пока еще не почуяли собаки, он старался собраться с мужеством, успокаивало лишь то, что вечный закон степи предписывал даже врагу оказывать гостеприимство, когда он об этом попросит. Между его народом и татарами существовала извечная вражда. Есугей с трудом заставил себя подъехать ближе, и когда к нему вышел вождь, он попросил проявить гостеприимство и дать приют на ночь.

Есугея окружали хмурые и суровые лица, но он ожидал ответа, высоко подняв гордую голову. После мгновения напряженной тишины вождь пригласил его стать его гостем. Потом блюдо хана снова и снова наполняли едой и щедро поили вином. Он рассказывал об обручении Темуджина и Борте, а вождь продолжал мрачно улыбаться. Он многозначительно переглянулся со своими воинами, когда, опьянев, гость начал хвастаться. Есугей почувствовал, что к нему возвратилась смелость, и он даже покровительственно заговорил с вождем, старательно делавшим вид, что его интересуют рассказы Есугея.

Есугей покинул татарский лагерь на рассвете. Он неважно себя чувствовал, но решил, что перепил и съел слишком много в предыдущий вечер. При прощании он не почувствовал какой-либо насмешки или вражды, но когда он обернулся, чтобы в последний раз махнуть хозяевам рукой, они стояли и глядели на него, и ни одна рука не поднялась в прощальном приветствии.

Солнце застыло высоко на небе, и стало очень жарко, и Есугей понял, что умирает. По щекам его катился ледяной пот, а желудок мучили ужасные схватки. Хан свесился с седла, содержимое желудка тут же полилось на песок. Жаркая пустыня кружилась вокруг Есугея, и на кровавом небе невыносимо сверкало несколько все сжигающих солнц.

«Они меня отравили», — подумал Есугей. Собрав остатки сил, он арканом крепко привязал себя к коню, а потом бессильно уронил голову на конскую гриву. Больше он ничего не помнил, ощущая лишь жуткие страдания и бесконечные боли в желудке. Изо рта у него текла кровь. А затем он потерял сознание.

Когда хан наконец открыл глаза, то обнаружил, что находится в своей орде и лежит в собственной юрте. Есугей видел расстроенные лица воинов и серые глаза Оэлун, шамана, который не переставая бормотал заклинания. Хан с трудом сдерживал стоны, прикусил до крови нижнюю губу, а потом потребовал к себе своего сына Темуджина.

Кюрелен подошел к хану, встал на колени. Калека с грустью смотрел на умирающего Есугея, и тот с трудом улыбнулся ему. Услышав, что за Темуджином уже послали Касара, Есугей закрыл глаза.

Когда Темуджин приехал, его отец уже умер.

— Преданность? — Кюрелен пожал плечами и насмешливо взглянул на племянника. — Существует только один способ добиться вечной преданности твоих соратников. Необходимо сделать так, чтобы им было выгоднее оставаться тебе верными.

— Это нечестно, — сердито заметил Джамуха.

Шепе Нойон рассмеялся, но смотрел на Темуджина глазами, сверкающими, как твердые маленькие камешки.

— Темуджин, если тебе нужна моя жизнь, бери ее!

Касар настолько смутился, что грозно нахмурил лицо, чтобы скрыть невольно выступившие слезы. Он не смог ничего сказать, а только сильно бил кулаком в крепкую ладонь другой и смотрел на брата сверкающими глазами.

Субодай серьезно сказал:

— Темуджин, ты меня хорошо знаешь…

У Темуджина глаза оставались красными и распухшими от слез, которые он пролил, оплакивая отца.

— Кто же мы такие? Кто последует за мной? Калека, женщина и несколько моих друзей, которые еще не стали мужчинами! — Голос у Темуджина был хриплым, и юноша смотрел на окружающих людей с бессильной злостью.

Все мрачно молчали, поняв правду его слов.

— Даже шаман меня покинул и встал на сторону Бектора! — волновался Темуджин. — Мне кажется, они плетут против меня заговор.

— Я в этом уверен, — подхватил Кюрелен. Он говорил с Темуджином настолько серьезно, без обычной иронии, что юноша, привыкший к тому, что дядя с помощью шуточек и насмешек всегда пытался его подбодрить, в тот миг почувствовал, как холодная рука сжала его сердце.