Сергей Максимов - Путь Грифона

– И мне, – растерянно ответил Курин, пожимая крепкую генеральскую ладонь.

– Иван Петрович, проводите нашего гостя. Не забудьте пакет. Там немного продуктов и фрукты для детей, – говорил он уже Курину. – Уже до Москвы, знаете ли, слух дошёл, что за практическое получение карбида кальция один томский учёный получил буханку хлеба, шмат сала и овчинный тулуп.

– Товарищ генерал, разрешите, я провожу товарища учёного, потом проеду по всем постам, а доложу по телефону, – то ли спросил, то ли попытался перебить генерала Деев.

– Хорошо. Жду.

Когда Курин в сопровождении Деева, перейдя лестничную клетку, без стука вошёл в свою квартиру, на пороге его встретила вся семья. Жена и двое детей.

– Возьмите, – протянул пакет с продуктами жене учёного начальник горотдела. – До свидания. Спокойной ночи.

С нескрываемым облегчением жена Курина взглянула на мужа и поспешно закрыла дверь за ушедшим чекистом. Затянувшееся молчание нарушил Николай Павлович. Подражая детскому голосу, глава семьи вдруг прокричал:

– Танька, проси яблочко! Танька, проси яблочко!

Маленькая Танька испуганно посмотрела сначала на отца и мать, а затем на брата. Именно эту фразу говорил когда-то старший братишка, ставя её напротив двери квартиры прежних соседей. И при этом больно щипал, чтобы она громче плакала. Брат, уже получивший сполна и по заслугам за свои прежние выходки, пристыженно молчал, втянув голову в плечи. Напряжённо думал: к чему это вдруг отец вздумал его передразнивать?

– Привет вам от Нины Теймуразовны, – серьёзно сказал учёный.

Жена Курина, Евгения Абрамовна, ничего не ответила, лишь поднесла только что принесённый пакет к лицу.

– Как вкусно пахнет! – сказала она, уловив фруктовый запах.

– Мама, дай нам понюхать! Дай нам тоже понюхать! – одновременно закричали дети.

За накрытым для ужина столом Сергея Георгиевича молча встретила вся компания. К пище никто почти не притронулся. В форме нового образца, специально для него привезённой из Москвы, Соткин был одновременно и похож, и не похож на себя прежнего. «Быть бы ему генералом если бы не биография», – почти так же, как маршал Жуков, подумал о друге Сергей Георгиевич.

– Товарищ генерал, ваше превосходительство, – не вставая из-за стола, вдруг обратился Александр Александрович к Суровцеву, – позвольте спросить, по какому такому признаку находите вы таких придурков, как мы?

– Ну зачем же так обобщать? – вопросом на вопрос ответил генерал, глядя на Черепанова и сидящую с ним рядом Марию.

Молодые люди явно испытывали интерес и симпатию друг к другу. В приобретенном сегодня в магазине военторга дорогом ситцевом платье и в сером жакете, надетом поверх его, девушка стала очень похожей на свою мать в молодости.

– Этот, – многозначительно произнёс Соткин, указывая пальцем на точно высохшего за последние годы Ахмата, – хотя бы золотые зубы мог себе вставить? На золоте столько лет сидеть и даже зубы не вставить… Это как?

– Зубы молодым нужны. Старику мясо есть – свои лета есть, – ответил почти полностью беззубым ртом Ахмат.

– Да ты, мудрец, с таким ртом уже и говорить, смотрю, не можешь, – точно распалялся Соткин.

– Старику молчать надо. Молодым не сказал – стариком недоскажешь, – улыбаясь, ответил приятелю татарин.

– Колодец народной мудрости, – буркнул себе под нос Александр Александрович.

– Товарищ генерал-лейтенант, разрешите обратиться к товарищу полковнику, – вдруг спросил Суровцева Черепанов.

Не успел генерал ответить, как Соткин то ли с недоумением, то ли с интересом спросил Черепанова сам:

– Чего тебе?

– Товарищ полковник, а вам приходилось из этого золота что-то тратить на себя?

– Милай, о чём ты говоришь! Да будь оно трижды проклято, золото это! Старый бабай хитрей, чем сто евреев. Он сразу понял, что это не то золото, из которого зубы себе вставляют. Я же говорю: колодец мудрости. С таким золотом во рту плавать будешь – оно тебя на дно утянет. Я на себя тоже ничего ни разу толком не потратил. На чекистов много спустил. Купцы на девок до революции столько не выкладывали. Бывалочи, швырнёшь горсть монет вашему брату, глядишь, вы кого-нибудь промеж себя и загрызли… Глядишь, и на клочки кого-нибудь да разорвали… А ты, смотрю, тоже не особенно трясся, когда золото перегружали.

– Волнение всё же было, – признался Черепанов.

– Мне ещё недавно совсем не хотелось жить и очень хотелось умереть, – неожиданно для всех сказала Мария, произнесшая за весь день лишь несколько отдельных слов. – То, что со мной произошло за последние дни, похоже на чудо. Благодаря этому золоту я вернулась к жизни и к людям. «Дети подземелья», кстати говоря, пришли в сознание. Но самое поразительное, никто из вас за эти дни не заговорил ни о благодарности, ни о награде, ни о деньгах как таковых.

– Я же говорю, что придурки, – подхватил Соткин.

Деньги они всё же получат. Приказом наркома финансов СССР А.Г. Зверева Соткину и Ахмату будет начислена зарплата как сотрудникам наркомата за двадцать четыре года… С декабря 1919-го по август 1943-го… К зарплате прилагалась ещё и премия… «За добросовестную и безупречную службу», – гласила строка секретного приказа. Вряд ли до этого предполагал Арсений Григорьевич Зверев, что в 1943-м во время принудительного размещения облигаций государственных военных займов среди населения подпишет такой странный приказ и примет три тонны золота от двух представителей этого населения. Примет, чтобы сразу передать в Гохран. Кстати говоря, скончается А.Г. Зверев через девять лет после кончины Н.А. Френкеля. Оба миллионера новой формации с почестями похоронены. Правда, на разных кладбищах. Один на Новодевичьем, другой нашёл покой на Введенском (немецком) кладбище столицы. Мир их праху. Царствие небесное упоминать не приходится. В него они не особенно и верили при жизни…

Оставшись один, Суровцев погасил свет и открыл широкое окно. Центральная улица города была слабо освещена одинокими фонарями, стоявшими на большом, не менее чем стометровом расстоянии друг от друга. Запах опавшей листвы густым потоком потёк в комнату.

Свежесть осенней ночи после жаркого дня оказалась неожиданно нежной и волнующей. Старинный ночной Томск оказался наполнен не свойственными ему прежде звуками. Из находившейся неподалёку университетской рощи долетал гул электрогенератора. А от расположенного неподалеку электромеханического завода был слышен шум от работы многочисленных станков. Это трудилась ночная смена, которую, судя по голосам, изредка доносившимся до здания индустриального института, в основном составляли женщины и подростки.

Из центральной части города время от времени слышались пронзительные паровозные гудки небольшого узкоколейного паровоза, именуемого за специфический звук гудка «кукушкой». Суровцев сам не видел, но уже знал, что в центр города, к теплоэлектростанции, проложена узкоколейная железнодорожная ветка. По ней от Томска-II через весь город, и даже через каменный мост через речку Ушайку, построенный когда-то военнопленными чехами, на электростанцию доставляется уголь.