Сергей Максимов - Путь Грифона

– Ты же сама говорила, что это очень мучительно, – заметила подруге Мария.

– Мучительно исповедоваться. Ничего, я пережила и ты переживёшь… Зато при венчании будешь невестою в храме, а не посетительницей в задрипанной конторе записи актов гражданского состояния.

– Минуточку, – прервал жену генерал, – жених ещё и руки невесты у нас с тобой не попросил. И вообще, пойдём-ка, зять дорогой, – обратился он к Черепанову, – побеседуем о приданом. Прошу вас в кабинет, сударь.

– Слушаюсь, ваше превосходительство, – поддержал шутливый тон генерала его помощник.

Молодые женщины рассмеялись.

– Ты меня, конечно, Линочка, извини, но называть тебя мамой я не буду, – уже как-то и не весело вовсе заявила Мария.

Войдя в кабинет, оставшись наедине с Суровцевым, Черепанов сразу же ошарашенно спросил:

– Товарищ генерал, Сергей Георгиевич, так Ангелина не знает, что вам в ближайшее время предстоит?

– Пока не знает. Давай ещё раз повторим, что повторить следует. Я выезжаю на Восток сразу, как только закончим дело в Европе. На новом, советско-японском, фронте мы можем с тобой и не встретиться, поэтому запоминай. По возвращении в Москву поселитесь с Марией здесь. Её я уже прописал. С пропиской твоей проблем, думаю, тоже не будет. На связь я, понятно, после войны сам выходить не буду. Исключая те случаи, когда возникает реальная угроза государству. И вообще, запомни: какая бы в России ни была власть, ни с кем, кроме маршала Голованова, Соткина и тебя, я дел иметь не пожелаю. В случае крайней необходимости можешь обратиться за помощью к Судоплатову и Эйтингону. Пожалуй, что ещё к генералу Фитину. Но это только в случае крайней необходимости. Что ещё? Если у тебя с Машенькой так всё сложилось, то ты отвечаешь теперь за её судьбу целиком и полностью. И перед Богом, и передо мной. Провожать тебя мы с Ангелиной не пойдём. Пусть невеста тебя и проводит. Вопросы есть?

Точно подтверждая правило, что влюблённые молодые люди меньше всего думают о временах, в которые им выпало жить и любить, Черепанов ответил кратко:

– Никак нет.

– Ну и хорошо. И как говорится, с Богом, и будь первым исполнителем своих приказов.

Проводив своих «молодых», Суровцев и Ангелина беседовали на кухне:

– Когда война кончится? – вдруг спросила Ангелина.

– Для нас с тобой – никогда. Когда будет взят Берлин и народ охватит всеобщее ликование, мы с тобой недолго порадуемся вместе со всеми и продолжим заниматься своим делом.

– Неужели ты не замечаешь, что уже сейчас все вокруг радуются. Народ точно вздохнул.

– Народ – это большой ребёнок. Он у нас не избалован сытой, благополучной и весёлой жизнью. А тут его хотели уничтожить. А он себя отстоял. Вот он и радуется. К тому же народ наш доверчив. Чем умело пользовались и пользуются. Часто забывая, что он хоть и наивен, но не глуп. И уж совсем удивляются, когда народ вдруг разозлится и переломает не только подсунутые ему игрушки, но и рёбра, а то и челюсти своих незадачливых воспитателей. Истинную силу этого малыша до конца не знает ни он сам, ни окружающие.

– Ты как-то странно говоришь. Отстранённо… Ты же часть народа…

– Скорее, его слуга. Я представитель почти полностью уничтоженного сословия, – с горечью произнёс он. – Россия была и осталась смыслом моего существования. Но это не та Россия, что была прежде. И не та Россия, что существует теперь. И даже не та, что будет в будущем. Наверное, я служу России небесной. Ведь зачем-то же нужна она была раньше и сейчас опять нужна Богу. Со своей историей, со своей территорией и со своим многострадальным и сложным народом… Ты что-нибудь слышала о Китеж-граде?

– Нет.

– Есть предание, что однажды, в трудную годину, древний русский город скрылся под водами какого-то озера. И до сих пор там существует. Иногда слышатся колокола его храмов. До поверхности доносятся голоса жителей. А внешне обычная водная гладь, по которой ходит зыбь времён и время от времени расходятся круги от наших земных событий. Вот чему, наверное, я служу.

– Мне иногда кажется, что ты марсианин, – неожиданно и совершенно серьёзно сказала Мария мужу.

– Возможно, – так же серьёзно ответил Сергей Георгиевич, – только мне об этом, поверь, ничего не известно. От меня это, вероятно, скрыто. С меня, впрочем, довольно осознания того, что я, как и все мы, создан по образу и подобию Божьему.

– Я думала, ты серьёзно, – обиженно заметила Ангелина.

– Да куда уж серьёзнее… А ещё мне сказано, что прилеплюсь к жене своей и буду с ней одно целое, – обнимая жену, продолжал он, – и раз уж у нас выдался такой вечер, когда семейные тайны переплетаются с государственными, то должен тебе сказать, что во время залпов победного салюта я буду находиться на Дальнем Востоке. И это ещё не всё… Нам с тобой скоро предстоит покинуть Россию…

– Спасибо, что не бросаешь меня, – не особенно удивившись такому заявлению мужа, поблагодарила его Ангелина, – я хочу быть всегда рядом с тобой. Как говорится, в горе и в радости, в нищете и в богатстве, в болезни и в здравии – до самой смерти…

– Давай-ка пока поживём, – предложил жене Суровцев.

Победа! Не хватит никаких слов, никаких чувств, чтобы даже приблизительно описать состояние победителей! Единство, которое испытала нация, разгромив опаснейшего агрессора… Победа грянула как гром. Все ждали. Все ожидали. И все оказались к ней не готовы. Победа в одночасье разделила людей на выживших и погибших. Породив новые ожидания одних и навсегда перечеркнув надежды других. И только единые слёзы радости и горя навечно объединили весь наш многонациональный народ.

Пусть немеркнущий отблеск нашей Победы не покинет вас, дорогой читатель, при заключительных строках романа. Куда бы ни привела нас логика повествования, пусть ярким фоном служат победные залпы мая и июня сорок пятого года. Даже тогда, когда волна победных волнений, настроений, порою победного легкомыслия шла точно мимо нашего героя. Как это не раз с ним бывало, обстоятельства складывались совсем не так, как предполагалось и думалось Суровцеву.

Находясь с апреля на Дальнем Востоке, в первых числах июня он получил предписание срочно вернуться в Москву. Его военная судьба традиционно делала непростые петли. Но это было не так важно и опасно, когда такая сопутствующая военной карьере категория, как военное счастье, ему не изменяла. Чего нельзя сказать о многих и многих людях…

Человек верующий подразумевает под «военным счастьем» присутствие в военном деле Божьего промысла. Атеист понимает это как удачливость и везение. Николай Павлович Новотроицын до конца своей жизни так и не смог ответить сам себе на вопрос: испытал ли он счастье такого рода, и удалась ли его военная карьера? Да и сама жизнь… «Скорее нет, чем да», – с горечью понимал бывший белогвардейский полковник, а с недавнего времени полковник изменнической «Русской освободительной армии» генерала-предателя Власова.