Рафаэль Сабатини - Шкура льва

— Воспользовались?… — отозвалась леди Остермор презрительным тоном, в котором звучала горечь. — Вы сказали, «воспользовались»? Вы отдаете отчет своим словам? В этом бесчестном предприятии вы потеряли едва ли не все свое состояние и еще говорите о каких-то выгодах?

— Поначалу я получал прибыль — как и многие другие. И если бы я удовлетворился достигнутым и меньше верил дуракам, все было бы хорошо. Вероятно, блеск золота помутил мой разум. Мне хотелось еще и еще, и вот я потерял все, что имел. Одно это уже в достаточной мере прискорбно. Однако может случиться и кое-что похуже. Меня могут заставить вернуть все, что я получил от компании. Даже если придется отдать все, что у меня осталось, это едва ли возместит потери. Может получиться так, что я останусь нищим, да меня же еще и ославят.

Лицо ее светлости покрылось мертвенной бледностью, в глазах появилось выражение ужаса. Она, как и граф, пережила немало кошмарных дней, когда шесть месяцев назад начались разоблачения, покрывшие позором имена Крэггза, Эйслеби и еще полдюжины людей и погубившие их.

Его светлость несколько секунд смотрел на супругу.

— И если рухнут мои последние надежды, — продолжал он, — то благодарить за это нужно будет именно моего сына.

— Отчего же? — леди Остермор сумела найти в себе силы, чтобы задать вопрос презрительным тоном. — Кому, как не Ротерби, вы обязаны тем, что вас не разоблачили еще шесть месяцев назад? Разве не дружба, которой удостоил Чарлза его светлость герцог Уортон, спасла вас тогда?

— Почему же он не заботился о сохранении добрых отношений? — вскипел граф. — Для этого нужно было лишь проявлять почтение и уважение, каких требует Уортон от своих приближенных. Чарлз пал столь низко, что даже распутник герцог отвернулся от него ради спасения своего имени. Ротерби пытался опозорить порядочную девушку, нанес удар в спину человеку, пощадившему его драгоценную жизнь. Его светлость обещал разделаться не только с Чарлзом, но и с его отцом. Теперь вы понимаете, мадам? И вы, мистер Кэрилл?

Мистер Кэрилл понимал. Он понимал даже лучше, чем рассчитывал граф. Понимал лучше, чем сам граф. То же самое можно было сказать и о ее светлости.

— Вы болван! Слепец! — воскликнула она. — И вы обвиняете сына! Скорее, ему следовало бы обвинить вас в том, что ваше бесчестье вложило оружие в руки его врага!

— Мадам! — взревел граф, багровея и тяжело поднимаясь на ноги. — Да знаете ли вы, кто я такой?

— О да, я знаю, кто вы и что вы — а вам этого не понять никогда! Боже! Да можно ли представить себе такого самовлюбленного идиота? Прости меня, Господи! — она встала и обернулась к мистеру Кэриллу. — Вас, сэр, — сказала она ему, — втянули в это дело, не понимаю зачем…

Она внезапно умолкла и посмотрела на него колючими глазами, словно желая пронзить его взглядом.

— Зачем вы впутались? — потребовала она. — Я хочу знать: чего ради? Какой помощи от вас ожидал мой супруг, рассказывая вам об этом деле? Может быть, он… — Графиня на мгновение замолчала, и на ее морщинистом нарумяненном лице появилась коварная улыбка. — Уж не собрался ли он продаться королю-изгнаннику, и уж не явились ли вы сюда его секретным агентом? Не в этом ли разгадка?

Мистер Кэрилл, внешне невозмутимый, но сконфуженный, улыбнулся и взмахнул изящной рукой.

— Мадам… Ваша светлость слишком быстры в выводах. Вы поспешили сделать заключение, оснований для которого нет и быть не может. Его светлость измучен так, что — увы! — не способен щадить чувства собеседника. Разве это не ясно?

Графиня горько улыбнулась.

— Вы мастер на отговорки, сэр. Однако ваши слова равно как и выражение лица его светлости дают ответ, которого мне недоставало. Я сделала предположение наугад, но похоже, моя стрела попала в цель?

На лице лорда Остермора отразилось столь явное смятение, что разобраться в его мыслях не составило бы ни малейшего труда. Еще во время первой их встречи мистер Кэрилл понял, что из всех людей, причастных к конспиративной деятельности, наименьшими способностями в этом деле обладает лорд Остермор. Он выдавал себя на каждом шагу — если и не впрямую, неосторожным словом или действием, то уж обязательно — выражением лица.

Милорд сделал отчаянную попытку выкрутиться.

— Ложь! Клевета! — закричал он. — Неужели я стал бы запутываться еще больше, участвуя в заговоре — в мои-то годы! Зачем мне это? Какая мне польза от короля Якова?

— Именно этот вопрос я задам Ротерби, и его ответ поможет мне во всем разобраться, — отозвалась графиня.

— Ротерби? — воскликнул он. — Вы расскажете этому мерзавцу о своих подозрениях? Дадите ему в руки средство погубить меня?

— Ха! — ответила ее светлость. — Так вы признаетесь? — Она пренебрежительно рассмеялась и затем с внезапной суровостью и материнской гордостью продолжала: — Чарлз Ротерби мой сын, и я ни за что не позволю, чтобы он стал жертвой вашего безрассудства и несправедливости.

И она вышла, взмахнув веером, зажатым в одной руке, и с эбеновой тростью в другой.

— О Боже! — простонал Остермор, тяжело опускаясь на стул.

Мистер Кэрилл глубоко вздохнул.

— Я полагаю, — сказал он голосом, холодным, словно свинцовая примочка, — я полагаю, это еще одна причина, по которой вашей светлости не стоит идти дальше по этому пути.

— На что же мне в таком случае надеяться? Черт бы меня побрал! Мне конец!

— Ну что вы, — успокоил его мистер Кэрилл. — Даже если допустить, что вас правильно информировали и что герцог Уортон действительно намерен выступить против вас, то это еще не значит, что он сумеет собрать доказательства. Те из них, которые раньше можно было отыскать, к нынешнему моменту уже утеряны. Вы слишком рано отчаиваетесь.

— Вы правы, — задумчиво и даже с некоторой надеждой согласился граф и с энергией, присущей людям, готовым принимать решения и тут же менять их на самых шатких основаниях, воскликнул: — Черт побери! В конце концов, это лишь слухи, будто бы Уортон затевает что-то недоброе; к тому же вы сами сказали, непохоже, чтобы ему сейчас удалось собрать доказательства моей вины. Их и тогда-то нелегко было раздобыть. И все же я хотел бы подкрепить свою уверенность. Полагаю, мое письмо королю Якову не принесет вреда. Мы еще поговорим о нем, когда вы соберетесь в путь.

У мистера Кэрилла мелькнула мысль, что леди Остермор и ее сын могут устроить неприятности, достаточно серьезные, чтобы помешать его отъезду, и он был весьма близок к истине: ее светлость уже уединилась с Ротерби в своем будуаре.

Виконт был одет в дорожный костюм — он собирался уехать в деревню, так как прекрасно знал о том, как к нему относятся в городе, и вовсе не желал терпеть унижений и оскорблений, ожидавших его, вздумай он появиться в обществе. Ротерби стоял перед матерью — высокий, статный молодой человек с мрачным лицом и строптиво надутыми губами. Ее светлость сидела подле туалетного столика в позолоченном кресле и рассказывала сыну о страхах его отца, опасавшегося разорения и бесчестья. Услышав, что главная опасность исходит от герцога Уортона, виконт выругался сквозь стиснутые зубы.