Даниил Мордовцев - За чьи грехи?

— Ах, он, горемычный! — соболезновала царица.

— И мне его жаль, ах, как жаль! — повторял Алексей Михайлович. — А как поправить дело? Что делать — я и ума не приложу.

Царица задумалась. Все молчали. Софья тихо ласкалась к отцу и вопросительно глядела в его задумчивые глаза.

— Как ни как, а старика надоть пожалеть, — сказала Марья Ильишна: верный старик, царства твоего и твоего государского покоя рачитель — его поберечь надоть, утешить.

— И я так думаю, Маша, — согласился «тишайший».

— А с сынком — расправа после, — пояснила царица.

— А что Воину будет, батюшка? — тревожно спрашивала отца Софья.

Она была девочка умная, всегда любила быть с большими, и потому она многое знала, что говорилось и делалось при дворе: оттого, может быть, она и вышла из роду вон — стала небывалым явлением среди женщин XVII века.

Алексей Михайлович не отвечал на ее вопрос, а только погладил ее головку.

— Ты права, Маша, — повторил он, — утешим старика, и понеже, ни мало не помедля: я напишу ему сам, успокою его. А то долго ли до греха! Помрет старик с печали и со страху. Пойду — напишу.

И Алексей Михайлович поспешил к себе.

— Вон оно, дочка, что значит рай-ту искать, — сказала Марья Ильишна.

— А разве, мама, он рай искал? — встрепенулась Софья.

— Вестимо. Тесно, вишь, и душно ему стало в московском государстве: пойду-де и я поищу, где солнце встает и где оно заходит. Ишь новый Иван-царевич выискался — поехал жар-птицу искать да моложеватые яблоки! Живой-ту воды не нашел, а мертвой-от водицы родителю прислал. Утешил старика!

— А что ему за это будет, мама? — робко спросила Софья.

— Ну, не похвалит за это государь.

— Казнить велит?

— Не знаю, а только не похвалит.

— Его, мама, привезут из Веницеи?

Софья что-то вспомнила и бросилась к своей излюбленной книге — к «Лусидариусу». Она торопливо перевернула несколько страниц и остановилась.

— Так вон он где теперь, Воин, в Венецыи, — сказала она, что-то соображая; потом прочла: — «Там Венецыя, юже созда царь Уптус, оттоле вышла река Рын, и течет по французской земле…» Ах, мама, куда он зашел! Вот молодец!

— Смотри, как бы этому молодцу не пришлось отведать этой Венецыи в Москве, — заметила царица.

Но Алексей Михайлович оказался добрее, чем думала Марья Ильишна.

Когда Ордин-Нащокин, после мучительно проведенной ночи и тревожного утра, к полудню забылся сном, ему принесли от царя письмо.

Сон несколько подкрепил несчастного старика. Открыв глаза, он увидел перед собою улыбающееся лицо Симеона Полоцкого.

— Великий государь тебе милость прислал, Афанасий Лаврентьевич, — сказал он с южнорусским акцентом, — бальзам на раны.

— Какую милость? — испуганно спросил Нащокин.

— Говорю: бальзам на раны, — повторил вкрадчиво хохол, — возьми одр твой и ходи; прочти сие.

Он подал ему письмо Алексея Михайловича. Руки Нащокина дрожали, когда он распечатал его; но когда стал читать, слезы умиления полились у него из глаз: царь утешал его, просил не предаваться отчаянию, оправдывал даже его преступного сына.

Нащокин не мог дольше сдерживать себя: он вслух, восторженно прочел окончание царского письма:

«Твой сын — человек молодой (читал он, глотая слезы) — хощет создание Владычне и руку его видеть на сем свете, якоже и птица летает семо и овамо, и, полетав довольно, паки к гнезду своему прилетит. Так и сын твой вспомянет гнездо свое телесное, наипаче же душевное привязание ко святой купели и к тебе скоро возвратится» [35] Полный текст письма Алексея Михайловича приводится у Соловьева (кн. 6, с. 71–72) Письмо относится к началу 1660 г. Юрий Богданович (Зиновьевич) Хмельницкий (1641–1685), сын Богдана (Зиновия) Хмельницкого; украинский гетман. Участвовал в гетманских междоусобицах, в войне с поляками, уходил в монастырь, переходил на сторону Польши; в 1685 г. был окончательно отстранен от гетманства и казнен по приговору турецкого паши. Зять Юрия Хмельницкого Павел Тетеря Моржковский был избран гетманом в 1662 г. на Корсунской раде после отречения Ю. Хмельницкого. Тетеря вел постоянную борьбу за власть с И. Брюховецким, которым и был казнен в 1667 г. Об этом бурном времени в истории Украины подробно рассказывает Н. И. Костомаров в своих исследованиях (кн. 6), которые активно использовались Мордовцевым в этом и других произведениях. .

Нащокин с благоговением целовал послание царя, целовал и плакал.

— Возьми одр твой и ходи, — повторял Симеон Полоцкий.

Во все время, пока продолжались переговоры русских или вернее — московских послов с польскими комиссарами о мире, военные действия не прекращались ни с той, ни с другой стороны; но только, если можно так выразиться, боевая линия, с весны 1665 года, передвинулась гораздо южнее. Война шла почти исключительно, можно сказать, в пределах правобережной Украины, к западу и югу от Киева.

В то время правобережная Украина совершенно отпала от Малороссии и имела своих гетманов, польских или турецких ставленников, как Юрий Хмельницкий, Тетеря и другие. Вся же левобережная Украина и Запорожье находились под главенством гетмана Брюховецкого, посланцев которого мы уже видели в Москве, весною 1664 года, на аудиенции у Алексея Михайловича в столовой избе, где мы в первый раз увидели и Воина Ордина-Нащокина.

Весною 1665 года Брюховецкий с несколькими украинскими полками и великорусскими ратными людьми перешел на правую сторону Днепра. С польской же стороны против него шел знаменитый польский полководец Чарнецкий [36] Стефан Чарнецкий (1599–1665) — коронный гетман, киевский воевода, первым применивший в польских войсках тактику партизанской войны. Ян Собеский (1624–1696) — талантливый польский полководец, с 1674 г. король Польши Ян III. Махновский (Маховский) — польский полковник; в 1666 г. был разбит под Межибожьем и в оковах привезен в Крым. с не менее знаменитым коронным хорунжим Яном Собеским, впоследствии королем Речи Посполитой, с Махновским, с гетманом Тетерею и другими.

Чарнецкий двигался по направлению к Суботову, некогда бывшему владению Богдана Хмельницкого, где когда-то этот последний держал у себя в плену этого самого Чарнецкого, посла поляков при Желтых-Водах.

Брюховецкий же в это время стоял ниже Чигирина, у Бужина, где тогда находился и запорожский кошевой Серко [37] Серко Иван был кагальницким полковником, затем запорожским кошевым. О его участии в описываемых событиях см. Костомаров, кн. 6, с. 25 и др. с своими казаками.

Весенний день близился к вечеру, когда один из передовых отрядов польского войска, среди пересекающихся лесных дорожек, троп и болот, как казалось его предводителю, сбился с пути. В это время на одной из боковых троп, из-за болота, показалось трое путников. Это были бродячие нищие, слепцы, которых там называют «старцями» и которые, как великорусские «калики перехожие», бродят по ярмаркам и распевают духовные стихи, думы, а иногда и сатирические песни, по желанию слушателей. Иногда они поют и под звуки лиры, кобзы или бандуры, почему и называются то лирниками, то кобзарями, то бандуристами.