Всеволод Соловьев - Сергей Горбатов

Вот он переменил позу, скрестил на груди руки, будто утомленный, опустил голову. Мимо него одна за другою мелькали пары танцующих, не обращая на него почти никакого внимания. Но Сергей, проходя у двери со своей пастушкой, на мгновение остановился и, не задумываясь над тем, хорошо ли то, что он делает, следует ли так, отдал ему глубокий, почтительный поклон и затем продолжал свой танец.

Тот, кому он поклонился, слегка вздрогнул, будто приходя в себя и отрываясь от своих мыслей, привычным, любезным движением наклонил голову и проводил Сергея долгим, внимательным взглядом. И вдруг краска залила его бледные щеки, он выпрямился, опустив руки по швам, причем на его груди блеснули две звезды — Андреевская и Анненская, и скрылся за дверью.

— Ты представлялся цесаревичу? — спросила Сергея пастушка.

— Нет еще, я в первый раз в жизни сейчас его увидел.

— Ну так теперь трудно будет тебе снискать его милость.

— Отчего? Чем я провинился?! — изумленно спросил Сергей.

— Да разве ты не заметил, как ты смутил его своим поклоном? Вовсе не следовало кланяться во время танца и когда он так стоял, что, видимо, не хотел обращать на себя внимания. Это очень неловко вышло, cher cousin, a главное — цесаревич обидчив…

Сергею стало тяжело и неловко.

— Да, конечно, — смущенно проговорил он, — я понимаю, что не должен был ему кланяться, но я сделал это совсем бессознательно, не рассуждая, да и рассуждать было некогда; я просто не мог не поклониться цесаревичу и особенно увидя его в первый раз в жизни.

— А еще дипломат! — пожав прелестными плечами и тихонько хлопнув Сергея веером по руке, заметила Марья Львовна. — Ну, да авось обойдется! И потом, в сущности, что же? — Невелика беда, если и посердится, слава Богу, его гнев не может иметь больших последствий…

Контрданс кончился. Хорошенькая пастушка упорхнула.

— Великая княгиня!.. Цесаревич! — расслышал Сергей.

Снова показалась небольшая, чересчур прямо державшаяся фигура Павла Петровича. Он вел под руку молодую, стройную красавицу, вовсе не роскошно, но чрезвычайно со вкусом одетую. Ее милое, розовое лицо приятно улыбалось, грациозная головка то и дело наклонялась, отвечая на поклоны. Цесаревич тоже откланивался, но ни на кого не глядел и по временам морщил брови. Только проходя мимо Сергея, он вдруг на мгновение даже остановился, судорожная, нервная полуусмешка скривила его губы, его глаза прямо, холодно и пристально взглянули на изящного средневекового художника.

Сергей опять почтительно поклонился вслед за окружавшими его и опять вспыхнули быстрым румянцем щеки Павла Петровича. Он отвернулся, и Сергей слышал как он довольно громко сказал великой княгине:

— Je voudrais bien savoir qui est cet individu? Этот… в черном!..

В звуке его голоса заметно было сдержанное раздражение.

Мария Федоровна подняла свои голубые глаза на Сергея и потом изумленно взглянула на цесаревича.

Они прошли мимо.

Танец следовал за танцем. В залах становилось жарко, многие уже сняли маски. На пороге большой танцевальной залы появилась императрица, а вслед за нею и веселый хозяин, преобразившийся из волшебника Мерлина в обер-шталмейстера.

Екатерина приветливо улыбалась знакомым лицам, снявшим маски, подозвала к себе Марью Львовну Нарышкину.

— А ты, плутовка, всегда знаешь, как нарядиться, — сказала она, дотронувшись веером до ее подбородка, — знаешь, что этот простенький костюм самый опасный!.. Подойди, растормоши светлейшего, а то он сидит в углу и дуется!.. Приведи его сюда.

Марья Львовна улыбнулась и побежала, едва касаясь пола своими маленькими ножками, исполнять приказание императрицы.

— Вот и еще очень изящный по своей простоте костюм. Ты не знаешь, Левушка, кто это? — сказала Екатерина, останавливая свой взгляд на Сергее.

— Это… это… да если не ошибаюсь — это Горбатов! — ответил Нарышкин.

— А! Позови его…

Сергей, снимая на ходу маску, подошел к императрице и поспешил выразить ей свою благодарность за пожалование, которого он удостоился.

— Очень рада, — милостиво сказала она, — граф Безбородко доволен вами, в чем я, впрочем, нисколько и не сомневалась, — я читала составленную вами бумагу — вы хорошо пишете…

— Но, кажется, он танцует еще лучше, — заметил Нарышкин.

— Что же, и это не мешает, — ласково проговорила Екатерина, — но еще лучше то, что я о вас узнала, господин камер-юнкер…

Она замолчала и одарила Сергея своей самой милой улыбкой. Он растерянно взглянул на нее.

— Что вы узнали, ваше величество?

— Ну… этого я вам не скажу.

В это время подошел Потемкин. На его лице не было уже скучающего, апатичного выражения; он улыбался, бережно держа под руку хорошенькую пастушку — Марью Львовну.

— Я знала кого послать, чтобы развеселить князя, — сказала императрица.- Votre petite bergère fait des prodiges, monsieur le Grandecuyer!

— Ca ne me regarde pas — я давно на нее махнул рукою! — ответил Нарышкин и шепнул Сергею:

— Что, братец, задали загадку?! Да ты не ломай себе голову… Каким путем — не знаю, а сделалась известной твоя поездка в Коломну, также и то, что ты бежал мужественно от чар соблазна…

Сергей покраснел и смутился, как ребенок. Он только думал о том, как бы отойти незаметно и вдруг встретился с зорким взглядом Потемкина, внимательно на него смотревшего. Смущение его еще усилилось от этого взгляда, и в то же время он услышал голос императрицы:

— Это вот, князь, рекомендую — молодой дипломат и мой новый камер-юнкер, господин Горбатов.

Потемкин еще раз взглянул на Сергея, отвечая полунебрежным кивком на его поклон.

— Нам теперь дипломаты очень нужны, — рассеянно проговорил он, — но только истинные, серьезные дипломаты…

— Такие, надеюсь, и выйдут из школы графа Безбородки, — спокойно сказала императрица.

— Конечно.

И Потемкин, отвернувшись, наклоняя голову и заглядывая в глаза Марьи Львовны, стал нашептывать ей какие-то любезности.

Она, улыбаясь, отшучивалась.

Сергей незаметно смешался с толпою.

Танцы возобновились. Сергей принял в них участие, но был очень рассеян и едва мог заставить себя занимать танцевавших с ним дам неизбежными разговорами. Он не замечал, что начинает с каждой минутой возбуждать к себе больше и больше внимания, а между тем на него тихомолком указывали, о нем шептались. Иначе и быть не могло: едва появился — и уже попал в придворные! Императрица так милостива к нему, беседует, сама представляет его Потемкину…

— Быстро пойдет в гору!.. — говорили про него в один голос.

Молодые люди с завистью на него поглядывали и в то же время не могли не сознаться, что он хорош собою, отлично себя держит, со всеми любезен, внимателен и скромен.

Между молодыми девушками и женщинами тоже немало было разговоров про Сергея. Они объявили его красавцем.