Бернард Корнуэлл - Песнь небесного меча

— Думаю, тебе следовало получше расслышать, что сказал мертвец, — сурово проговорила Гизела.

— Если за мной пришлют, я откликнусь на зов, — пообещал я.

Потому что мертвец разговаривал и хотел, чтобы я стал королем.

Альфред прибыл через неделю.

То был прекрасный день. Полуденное солнце стояло низко в бледно-голубых небесах над холодной землей. Рукава реки, там, где Темез медленно тек близ островов Скефтес-Ай и Воденес-Ай, обрамлял лед. У края льда ходили лысухи, куропатки и поганки; на подтаявшей грязи Скефтес-Ай охотилось за червяками множество черных и обыкновенных дроздов.

Здесь был мой дом. Уже два года это было моим домом. Коккхэм, край Уэссекса, откуда Темез течет к Лундену и к морю. Я, Утред, нортумбрийский лорд, изгнанник и воин, стал строителем, торговцем и отцом. Я служил Альфреду, королю Уэссекса, не потому, что хотел ему служить, а потому, что дал клятву верности.

И тот поручил мне построить в Коккхэме новый бург.

Бург — это город, превращенный в крепость, и Альфред укреплял свое королевство Уэльс подобными крепостями. Повсюду на границе Уэльса — у моря, у рек, на болотах, граничащих с владениями корнуоллских дикарей — возводились крепостные стены. Датская армия могла вторгнуться во владения Альфреда через бреши между такими крепостями, но обнаружила бы на его землях другие твердыни, все до единой оснащенные гарнизонами. Альфред, в редкое для него мгновение свирепого вдохновения, сказал мне, что бурги — это осиные гнезда, из которых воины могут тучей ринуться на атакующих датчан и жалить их.

Так бурги были построены в Эксанкестере, и в Верхаме, в Киссекестре и в Хастенгасе, в Эшенгаме и в Окснафорде, в Кракгеладе и в Вэкеде, а еще в дюжине других мест, раскиданных между этими городами.

Стены и палисады, а на них — люди с копьями и щитами. Уэссекс становился землей крепостей, и моей задачей было превратить в бург маленький городок Коккхэм.

Этим занимались все местные восточные саксы мужского пола старше двадцати лет. Половина из них работала, пока другая половина ухаживала за посевами. Предполагалось, что в Коккхэме будет работать одновременно пятьсот человек, но обычно их бывало меньше трехсот. Они копали, делали насыпи, рубили деревья, чтобы возвести стены, и на берегу Темеза росла крепость. Вообще-то даже две: одна — на южном берегу реки, а вторая — на Скефтес-Ай, островке, делящем реку на два рукава. Тогда, в январе 885 года, работа была почти закончена, и ни один датский корабль не мог больше подняться вверх по течению, чтобы викинги совершали набеги на фермы и на деревни, стоящие вдоль берега. Да, они могли сделать такую попытку, но им пришлось бы миновать только что возведенные мною укрепления, сознавая, что мои воины будут преследовать их, пока не поймают на берегу и не убьют.

Тем утром в Коккхэм приплыл датский торговец по имени Ульф. Он пришвартовался в гавани Скефтес-Ай, где один из моих служащих осмотрел его товары, чтобы определить размер пошлины. Сам Ульф, улыбаясь беззубой улыбкой, поднялся вверх по берегу, чтобы поприветствовать меня. Он вручил мне кусок янтаря, завернутый в лайку.

— Для госпожи Гизелы, господин, — сказал он. — Она здорова?

— Здорова, — ответил я, прикоснувшись к амулету в виде молота Тора, который носил на шее.

— И, говорят, родила второго ребенка?

— Девочку. А где ты об этом слышал?

— В Бемфлеоте, — ответил он.

Это казалось резонным. Ульф был северянином, но ни один корабль не приходил из Нортумбрии в Уэссекс в разгар холодной зимы. Должно быть, он перезимовал на юге Восточной Англии, в полной маленьких островков дельте Темеза.

— Тут немного, — сказал Ульф, показав на свой груз. — Я купил шкуры и лезвия топоров в Грантакастере и решил подняться вверх по течению, чтобы посмотреть — не осталось ли у вас, саксов, хоть толики денег.

— Ты поднялся вверх по течению, чтобы посмотреть — закончили ли мы строительство крепости, — отозвался я. — Ты шпион, Ульф, и, наверное, я повешу тебя на дереве.

— Нет, не повесишь. — Мои слова его не впечатлили.

— Мне скучно, — проговорил я, убирая янтарь в кошель. — И меня бы развлек датчанин, дергающийся на веревке, верно?

— Тогда ты, должно быть, смеялся, когда подвесил команду Джаррела.

— Так вот как его звали? Джаррел? — переспросил я. — Я не спрашивал его имени.

— Я видел тридцать тел, — Ульф мотнул головой, указывая вниз по течению. — Или даже больше? Они висели на деревьях, и я подумал: «Похоже, это дело рук господина Утреда».

— Какое там — тридцать! — ответил я. — Пятьдесят три. Мне следовало бы добавить к ним и твой несчастный труп, чтобы подвешенных стало побольше.

— Я тебе не нужен, — жизнерадостно заявил Ульф. — Тебе нужен молодой, потому что молодые сильнее дергаются на веревке, не то что мы, старики. — Он посмотрел вниз, на свое судно, и сплюнул в сторону рыжеволосого мальчика, который безучастно глядел на реку. — Ты мог бы повесить вон того маленького ублюдка. Это — старший сын моей жены, и он всего лишь жалкий козий хрящ. Вот кто будет дергаться как следует!

— Итак, кто сейчас в Лундене? — спросил я.

— Ярл Хэстен то приходит, то уходит, — сказал Ульф. — Чаще всего его нет в городе.

Это меня удивило.

Я знал Хэстена. Этот молодой датчанин дал мне клятву верности, но нарушил ее, а теперь стремился стать полководцем. Он называл себя ярлом, что забавляло меня, но я Удивился, узнав, что Хэстен отправился в Лунден. Я знал — Он построил окруженный стеной лагерь на побережье Восточной Англии. А теперь, значит, перебрался поближе к Уэссексу и, возможно, напрашивается на неприятности.

— И чем он занимается? — пренебрежительно спросил я. — Ворует соседских уток?

Ульф сделал глубокий вдох и покачал головой.

— У него есть союзники, господин.

Что-то в его тоне насторожило меня.

— Союзники?

— Братья Тарглисоны, — сказал Ульф и прикоснулся к своему амулету-молоту.

Тогда это имя ничего мне не говорило.

— Тарглисоны?

— Зигфрид и Эрик, — ответил Ульф, не выпуская амулета. — Норвежские ярлы.

Это было что-то новое. Норвежцы обычно не приходили в Восточную Англию и в Уэссекс. Мы часто слышали истории об их набегах на земли скоттов или ирландцев, но норвежские вожди редко приближались к Уэссексу.

— Что норвежцы делают в Лундене? — спросил я.

— Они явились туда два дня назад, господин, — ответил Ульф, — на двадцати двух судах. Хэстен присоединился к ним на девяти кораблях.

Я тихо свистнул. Тридцать один корабль — это флот. Значит, братья и Хэстен командовали армией, в которой было по меньшей мере тысяча человек. И эти люди находились в Лундене, а тот стоял на границе Уэссекса.