Элизабет Гилберт - Происхождение всех вещей

«Вы утверждаете, что у вашего Zygodon campylphyllus шестнадцать ресничек и отсутствует наружный перистом?»

«Почему вы так уверены, что это колония политрихума?»

«Я не согласна с выводом профессора Маршалла. Я понимаю, как велико искушение продолжать спор по поводу тайнобрачных, однако прошу вас не спешить, заявляя об открытии нового вида, не изучив со всем тщанием накопленные данные. В наше время названий различных видов не меньше, чем самих бриологов, их изучающих, что вовсе не значит, что все эти виды новые или редкие. В моем гербарии, к примеру, их четыре».

Раньше ей никогда не хватало храбрости для такого противостояния. Но любовь сделала ее смелее, и ум ее казался совершенной машиной. За неделю до свадьбы Альма проснулась среди ночи, как от удара током, вдруг осознав, что существует связь между водорослями и мхами. Она уже несколько десятков лет изучала мхи и водоросли, но так и не сумела разглядеть истину: они были двоюродными братьями. Альма внезапно ощутила абсолютную уверенность в этом, у нее не осталось никаких сомнений. Она поняла, что, по сути, мох не только похож на водоросли, выбравшиеся из моря на сушу; мох и есть водоросли, выбравшиеся из моря на сушу. Как мху удалось совершить столь сложное превращение из водного растения в наземное, Альма не знала. Но история этих двух видов переплеталась. В этом не было сомнений. Задолго до того, как Альма или кто-либо еще стал изучать их, водоросли решили измениться и в этот самый момент перебрались на сушу и преобразились. Механизм этого преображения был Альме неизвестен, но она была уверена, что так все и произошло.

Осознав это посреди ночи, Альма захотела броситься через коридор и запрыгнуть в постель к Амброузу Пайку, который разжег этот дикий огонь в ее уме и теле. Ей хотелось рассказать ему все, показать ему все, объяснить механизмы, действующие во Вселенной. Она не могла дождаться наступления дня, чтобы обсудить это за завтраком. Ей не терпелось увидеть выражение лица любимого. Она мечтала о том, чтобы поскорее настало время, когда им не надо будет расставаться — даже ночью, даже во сне. Альма лежала в кровати, дрожа от нетерпения и переполнявших ее чувств.

Расстояние между их спальнями казалось таким далеким!

Что касается самого Амброуза, то с приближением свадьбы тот стал лишь более спокойным, более внимательным. С Альмой он был очень нежен. Иногда она боялась, что он передумает, но этого ничто не предвещало. Вручив ему документ об отказе от наследства, составленный Генри Уиттакером, Альма дрожала от ужаса, но Амброуз подписал его без колебаний и ропота — вообще говоря, он даже его не прочел. Каждый вечер перед тем, как они расходились по комнатам, он целовал ее веснушчатую руку. Он называл ее своей второй душой, своей лучшей душой .

Как-то он сказал:

— Я такой странный человек, Альма. Ты уверена, что сможешь терпеть мои причуды?

— Я тебя вытерплю! — пообещала она.

Ей казалось, что она может воспламениться.

Она боялась умереть от счастья.

За три дня до свадьбы — это должна была быть простая церемония в гостиной «Белых акров» — Альма наконец отправилась к своей сестре Пруденс. В прошлый раз они виделись много месяцев тому назад. Но с ее стороны было бы невежливо не пригласить сестру на свадьбу, вот Альма и написала Пруденс записку, в которой объяснила, что выходит замуж за друга мистера Джорджа Хоукса, а позднее запланировала навестить сестру накоротке. Кроме того, Альма решила последовать отцовскому совету и обсудить с Пруденс вопросы, касающиеся поведения на супружеском ложе. Перспектива этого разговора ее не очень радовала, но ей не хотелось оказаться в объятиях Амброуза неподготовленной, а кого еще расспросить, она не знала.

Альма приехала в дом Диксонов ранним вечером в середине августа. Сестру она нашла на кухне — та делала горчичные припарки своему младшему сыну Уолтеру, который лежал больной в постели. Он объелся зеленых арбузных корок, и у него разболелся живот. Другие дети сновали по кухне, занимаясь разными делами. Жара стояла удушающая. В углу рядом с тринадцатилетней дочкой Пруденс, Сарой, сидели две маленькие чернокожие девочки, которых Альма прежде никогда не видела; втроем они чесали шерсть. Все девочки, черные и белые, были одеты в самые скромные платья, которые только можно было представить. Все дети, даже черные, подошли к Альме и по очереди вежливо ее поцеловали, назвали тетушкой и вернулись к своим занятиям.

Альма предложила помочь готовить припарки, но Пруденс от помощи отказалась. Один из мальчиков принес ей жестяную чашку с водой из садовой помпы. Вода была теплой и имела неприятный болотистый вкус. Альма не захотела ее пить. Она села на длинную скамью, не зная, куда поставить чашку. Не знала она и что сказать. Пруденс, получившая на неделе записку от Альмы, поздравила сестру с предстоящим бракосочетанием, но этот разговор занял минуту и был лишь формальностью, после чего тема была закрыта. Альма похвалила детей, чистоту кухни, горчичные припарки, но больше хвалить было нечего. Сестра выглядела осунувшейся и усталой, но не жаловалась и не сообщала новостей о своей жизни. Альма же не спрашивала, что нового в жизни у Пруденс. Ей было страшно узнать подробности того положения, в котором оказалась семья сестры.

Они долго молчали, после чего Альма набралась храбрости и спросила:

— Пруденс, нельзя ли поговорить с тобой наедине?

Если эта просьба и удивила Пруденс, то она не подала виду. Однако ее бесстрастное лицо никогда не умело выражать столь простую эмоцию, как удивление.

— Сара, — велела Пруденс старшей дочери, — отведи детей на улицу.

Дети послушным строем вышли из кухни, как солдатики, направляющиеся на войну. Пруденс садиться не стала; она стояла, облокотившись о большой кусок грубого дерева, который у Диксонов служил кухонным столом, и изящно сложив руки поверх чистого фартука.

— Слушаю, — вымолвила она.

Альма подбирала в уме слова, подходящие для начала этого разговора. Все фразы казались ей вульгарными и грубыми. Ей вдруг показалось, что она совершила чудовищную ошибку, решив последовать совету отца. Ей хотелось убежать из этого дома, вернуться к комфорту «Белых акров», к Амброузу, туда, где из помпы льется свежая прохладная вода. Но Пруденс молча смотрела на нее в ожидании. Не могла же она тоже молчать.

И Альма заговорила:

— Готовясь стать замужней женщиной…

Она осеклась и беспомощно взглянула на сестру, вопреки всему разумному надеясь, что по этому бессмысленному отрывку фразы Пруденс угадает, о чем именно хочет спросить ее Альма.

— Да? — вымолвила Пруденс.

— …я понимаю, что у меня совсем нет опыта, — завершила Альма.