Златослава Каменкович - Ночь без права сна

— А я думал — пан управитель добрый…

Давидка разделял людей на добрых и злых. Он не подозревал, что на свете существует фальш, неписаные волчьи законы, по которым сильные угнетают слабых.

Мальчик искренне удивлялся: если пан управитель злой, так зачем же он устроил на рождество такую красивую елку в бараке? Там одних свечек горело не меньше, чем на гульден. А игрушки! Их, наверное, делали из чистого золота и серебра. Не зря сразу после рождества жена и дочь управителя поснимали игрушки с елки, укутали ватой, сложив в продолговатые картонные коробки, унесли. Зачем пан управитель велел своей жене и дочери раздавать разноцветные кульки с подарками всем детям, которые работали на лесопилке? Зачем? Давидке тогда досталось три пряника и два красненьких яблочка. Ромке и Грицю — по одному, а Давидке — целых два! Пряники и одно яблоко он тут же съел. А другое и длинную конфету, обкрученную голубой бумажной ленточкой, мальчик спрятал, чтобы подарить пани Мартынчуковой.

На следующий день утром хотел бежать на улицу Льва. Но за тонкими дощатыми стенами барака, залепляя снегом окошечки, завывал такой лютый ветер, что Давидка не отважился носа высунуть на улицу. Ждал, когда утихомирится вьюга. Да где там! Уже стемнело, а ветер завывал, как дикий зверь. И, сам не зная, как случилось, Давидка съел яблоко. А потом и конфету…

Из задумчивости Давидку вывел голос Гриця.

— Надо подстеречь, когда пан управитель на фаэтоне покатит, и положить под колесо заряженный патрон! — азартно выпалил Гриць. — Пусть взорвется, холера!

— С ними не так надо, — солидно пробасил Ромка. — Для хозяев страйк — хуже патрона под колесами. Понял?

— Знаешь, Ромусь, дедушка мне всегда говорил, что еврей еврея в беде не оставит, бог не велит, — тихо заговорил Давидка. — Вот я и пошел к пану Соломону, ну, знаешь, к аптекарю. Думаю: может, возьмет меня бутылочки, баночки мыть. А он на меня как закричит: «Вон отсюда, босяк!» А своей жене говорит: «Не иначе, как эта полька с улицы Льва подослала ко мне своего шпиона».

Немного помолчав, Давидка спросил:

— Ромусь, а почему он меня шпионом назвал?

Ромка тоже не знал.

— Дедушке теперь хорошо — он умер… — опять по по-детски тяжко вздохнул Давидка. — Ему не надо думать, где переночевать…

На худенькое плечо Давидки легла большая, ласковая рука Гната Мартынчука. Улыбаясь, каменщик подмигнул жене, которая только что вошла в комнату, и посоветовал:

— Давидка, спроси у Катри, хочет ли она, чтобы ты у нас жил?

Мальчик покраснел, растерялся и почему-то боязливо втянул голову в плечи, словно ожидал удара.

— Ну, хочешь у нас жить? — поняв отца, спросил обрадованный Ромка.

— Да, да… — в счастливом замешательстве протоптал Давидка. Однако ему самому показалось, что он это крикнул громко, так громко, что даже воробьи за окном испуганно шарахнулись с голых веток акации. Солнце выглянуло из-за сизых туч, и в комнате стало светло, как летом.

Не помня себя от радости, Давидка вдруг уткнулся пылающим лицом в полосатый ситцевый передник Ромкиной матери.

— Пани Мартынчукова… Я буду вам воду носить… я… — захлебываясь слезами, он что-то говорил, говорил, как ему казалось, очень важное, а взрослые улыбались.

— Ну, хватит, хватит реветь, помощник мой, — ласково гладила по голове ребенка Катря.

Во дворе на старой железной кровати лежали одетыми Ромка и Гриць. Они молча смотрели на усыпанное звездами небо.

Подошла Катря. Поставила на ящик перед мальчиками миску с горячей дымящейся картошкой и спросила:

— А где Давидка?

— Побежал милостыню просить, — ответил Гриць. — Ему хорошо, он сирота, ему можно…

— Стыдно просить! Я сдох бы скорей… — сказал Ромка.

— Ешьте и укладывайтесь спать, — устало проговорила Катря и ушла.

Мальчики набросились на картошку. Появился вислоухий черный щенок и жалобно заскулил.

— Лови, Жучок! — бросил ему Ромка картофелину.

— Смотри, жадный какой, даже не жует.

— Голодный, как и мы, — объяснил Ромка.

В окнах, выходящих во двор, постепенно гасли огни. Залаяла собака. Жучок навострил уши и тотчас же отозвался.

— Слушай, Ромка, утром мама меня перекрестила, поцеловала и сказала, что сегодня мне десять лет исполнилось.

— Вот как! Когда у меня будут деньги, я куплю тебе подарок, — пообещал Ромка и спросил: — Грицько, а кем бы ты больше всего на свете хотел быть?

— Пекарем! — не задумываясь, выпалил Гриць.

— Пекарем? — разочаровался Ромка.

— Угу! Пекарем быть хорошо. Хлеба вдоволь ешь, да и деньги хозяин платит… Каждую субботу. Зимой в пекарне знаешь как тепло?

— А я буду, как Олекса Довбуш.

— Кто это?

— Повстанец, народный герой. Он за бедных…

— Ты его знаешь? Где он живет?

— Он погиб давно. Жалко, тато уже отдал эту книжку… Там есть картинка — Довбуш верхом на коне. И я бы так… Вот по дороге едет карета… ну этого самого… графа Потоцкого! Стой! Все богатство, ну, там… перстни, деньги отнял бы и бедным роздал…

— Йой! И пану Зозуле долг наш?

— А дулю с маком Зозуле! Он рабочих за людей не считает, моя мама говорит.

— Я тоже буду с тобой, — заволновался Гриль.

— А еще Олекса Довбуш клад в пещере закопал… — рассказывал дальше Ромка.

— Клад? — встрепенулся Гридь. — Ой, вчера старый пекарь, ну, который с бородкой, кричал пани Эльзе «Ты такая скряга, как тот купец, что жил в большом доме около моста: грабил, грабил, сам не жрал и другим не давал! Все награбленное на Высоком замке закопал, а сам сдох как пес. На тот свет ничего с собой не заберешь! Подавись, — кричит он пани Эльзе, — гульденами, которые у меня украла!» И как плюнет ей в лицо. Вот!

— Ну и дурень же ты, Гриць! Почему ты мне сразу про это не сказал?

Однако, увидев, что Гриць обиделся, Ромка доверительно прошептал:

— Клад! Под самым нашим носом, на Высоком замке… А ты молчал!

— А-а-а! — только и вымолвил пораженный Гриць. И через мгновенье, с опаской озираясь, зашептал: — Найти б тот клад! Купили б много-много хлеба… — Внезапно Гриць схватил Ромку за плечо: — А что, если клад заколдованный?

Ромка пододвинулся к нему и скороговоркой начал рассказывать:

— Старые люди говорят, будто раз в год заколдованный клад ровно в двенадцать ночи горит голубым пламенем. Кто увидит — должен перекрестить то место и кинуть что-нибудь. А утром приходи и бери клад.

— И мы ночью пойдем?

— Да, ровно в двенадцать.

— А покойники? — Гриць испуганно перекрестился. — Они тоже из гробов ровно в двенадцать выходят… Лучше утром…

— Ладно, когда начнет светать, тогда пойдем, — согласился Ромка.

Вдруг в небе вспыхнул фейерверк.

— Ой, смотри, как красиво! — задрав голову, залюбовался Гриць.

— В честь дня твоего рождения, — пошутил Ромка.