Олег Коршунов - О Петре и Февронии

— Здравствуй, девица-красавица.

— Здравствуй, светлый князь.

Петр смотрел на стоящую перед ним обыкновенную деревенскую девушку, невысокую, хрупкую на вид. Она не обладала той красотой, что сразу бросается в глаза и притягивает мужские взоры, но было в ней нечто такое, чего не встречал князь ни в одной из других женщин. Петр отметил, что это нечто заставило его сердце биться учащенно. «Надо же! Будто светится вся изнутри невидимым глазу светом», — никакими другими словами князь не мог выразить то, что чувствовал.

— А что, Феврония, сказали мне, будто бы знаешь ты человека, который может вылечить меня? Назови его, и если поможет горю моему, я его щедро награжу.

— Я хотела бы тебе помочь, светлый князь, и никакой награды от тебя не возьму, только…

— Чего же ты хочешь, девица? — князь удивленно поднял брови.

— Только помочь я смогу тебе, если стану твоей женой…

Люди князя изумленно загудели разом. Откуда-то сбоку подошел отец девушки и, сминая дрожащими руками шапку, горячо и торопливо заговорил:

— Не слушай ее, светлый князь, сама не ведает, что говорит, совсем сдурела девка. Не гневись, батюшка, пусть идет она с глаз долой!

Когда замешательство немного улеглось, Петр молвил:

— Неужели вправду берешься меня исцелить? Неужели вправду требуешь ты, чтобы взял я тебя в жены? Не ослышался ли я?

— Ты не ослышался, светлый князь. Заклятье на тебе сильное лежит, и потому, если не стану твоей женой, не подобает мне и лечить тебя, если будем мы разделены, все лечение не впрок будет.

Князь с изумлением слушал ее нежный, точно колокольца звенят, голосок, в котором не было и тени смущения или шутливости, и понимал: она верит в то, что говорит; и понял, что она знает то, что говорит.

«Дочь древолаза взять в жены князю! Может, и вправду поможет, если говорит так смело? А если не получится, то я все одно ничего не потеряю. Ладно, там видно будет!» — лихорадочно нашептывал ум.

— А не боишься, девица? А если я соглашусь? — лукаво прищурился князь.

— Боялась — не говорила бы.

— Хорошо, согласен я. Если исцелишь — возьму тебя в жены! А как же собираешься ты лечить меня?

— Вели своим людям баню истопить и ступай париться, а я тебе пришлю в баню снадобье. Помажешь им все тело, где струпья есть, и, с Божьей помощью, будешь здоров.

— И это все лечение будет?

— Не все… Как исцелишься — не забудь слово сдержать.

— Ну, коли ты так мудра, что ради мудрости своей хочешь женой князя стать, то, может быть, вот из этого пучка сделаешь мне сорочку, пока я в бане париться буду? — князь вытащил из копны льна, что стояла рядом во дворе, пучок — сколько уместилось в руке.

Феврония подошла к поленнице дров, взяла оттуда полешко и, не моргнув глазом, не смущаясь этого наскока князя, ровным голосом, спокойно, как дитя, что не ведает еще ни чинов, ни званий, молвила:

— Возьми это поленце, и пока я очешу этот пучок льна, смастери из него ткацкий стан и всю потребную снасть, на чем мне полотно ткать.

Вместо ожидаемой всеми вспышки гнева Петр вдруг успокоился, молча взошел на возок и приказал слугам топить баню.

Пока топили баню, Феврония зачерпнула плошкой хлебной закваски, подержала над ней руки, что-то шептала, беззвучно шевеля губами, дунула и отдала слуге, чтобы он отнес князю.

Петр помылся в бане и помазал снадобьем все тело, как и велела Феврония.

Проснувшись следующим утром, Петр вышел умыться и с изумлением обнаружил, что струпья зажили, затянулись живой здоровой плотью и почти не заметны. Чувствуя себя совершенно здоровым, князь приказал собираться в обратную дорогу и к вечеру отбыл в муромскую землю, стараясь не вспоминать своего обещания. Февронии же он послал богатые дары, но она их не приняла.

В дороге князь вдруг почувствовал себя хуже. На теле опять появились струпы. Помаявшись, князь понял, что делать нечего — и почти от самого Мурома велел поворачивать обратно.

Его возвращение Феврония встретила, будто знала, что так оно и будет. Пообещав накрепко, что возьмет ее в жены, Петр исцелился уже испытанным ранее способом.

Так Феврония стала княгиней.

Женитьба Петра была для всех неожиданностью, в том числе и для самого Петра: поехал лечиться, а вернулся с молодой женой. Его болезнь ушла, будто ее и не было, и никогда больше не напоминала о себе. Перемена в жизни Петра произошла столь быстро, что ему понадобилось некоторое время, чтобы осознать, что он женат, между тем как Феврония вела себя совершенно спокойно, без пустяшной тщеславной радости по поводу столь удачного замужества, как будто знала, что так оно и должно было случиться. И совсем немного времени понадобилось Петру, чтобы увидеть, что Феврония именно та девушка, какую он хотел бы видеть своей женой и понять, что он уже полюбил ее — после свадьбы, а может быть, и раньше, — как знать? Теперь, когда Феврония стала его женой, исчезла в никуда преграда, которая была между князем и простой рязанской девушкой, преграда, которая воздвигалась всем его воспитанием, положением и образом жизни. Петру становилось не по себе от мысли, что он бы никогда на ней не женился, не случись вся эта история.

Брат Павел и жена его восприняли происшедшее как уже свершившееся событие — «значит, так было угодно Богу» — и приняли Февронию как родную в свою семью. Но бояре муромские не одобрили выбор Петра, хотя своего недовольства прямо ему никто не высказал.

По прошествии недолгого времени князь Павел тяжело заболел и скончался. Муромский престол перешел к Петру.

Усиливающееся муромское боярство ждало от молодого князя все больших уступок, ибо все знали, что Петр был набожен, имел кроткое сердце и к власти никогда не стремился. Бояре надеялись, что Петр передаст все дела по управлению княжеством боярской верхушке — совету, богатейшим и влиятельным людям Мурома, которые тогда становились бы самовластными хозяевами в княжестве. Прежний князь Павел во всем советовался с боярами и ни одно крупное решение не принимал без их согласия.

Еще при жизни Павла Петр во время своих частых поездок по княжеству видел, что свободные крестьяне сильно страдают от притеснений бояр, особенно те, чьи земли граничат с боярскими вотчинами. А бояре озабочены только умножением собственных богатств, угодий, доходов. Поэтому, став князем, Петр решил ослабить влияние боярства, улучшить жизнь простых тружеников, на коих и держалось княжество. В этом он решил опираться на тех же крестьян и мелких служилых людей. Так, боярская верхушка получила совсем не то, что ожидала. Недовольство росло, ожидая лишь удобного случая, чтобы выплеснуться и показать свою силу.

Боярские жены были недовольны тем, что княгиня такого «низкого» происхождения, — не то что не княжеского, но даже не боярского рода, а просто крестьянка! И рассказы о чудесном даре Февронии исцелять они в своей ненависти толковали по-своему: будто Феврония — ведьма и князя Петра просто-напросто приворожила. Нужно открыть ему глаза, чтобы чары ненавистной бесстыжей девки рассеялись!