Эрнст Питаваль - Голова королевы. Том 1

Почувствовала ли она, что еще одно слово благодарности будет для него целебным бальзамом, заподозрила ли она, как он страдал, или это было просто следствием ее ласковой сердечности, которая очаровывала всех, — но только она повернула лошадь к Сэррею и кивнула дамам, последовавшим за ней.

— Мы должны проститься с нашим инч-магомским тираном! — крикнула она французам. — Останьтесь там, господа! — С этими словами она подскакала к Сэррею, сняла с груди бант и, подав ему его, взволнованно сказала:

— Я — очень бедная королева, я ничего не могу подарить вам ценного, чтобы отблагодарить за верность, но этот бант — знак благодарности и уважения, которым вам обязана Мария Стюарт. И вы, — обратилась она к дамам, — тоже одарите нашего храброго инч-магомского пажа знаками, приличествующими смелому рыцарю.

Дамы повиновались. Мария Сэйтон замешкалась, но, устыдясь своего смущения, тоже сорвала с себя бант и подала его Роберту.

— Я — ваша должница, — сказала она, — потому что вы одержали победу и с честью взяли верх над хитростью и коварством.

Ее смех прозвучал как-то глухо, и голос дрожал, ее глаза были полны слез.

— Леди Сэйтон, — шепнул он, — я беру этот бант как знак вашего прощения.

Остальные дамы уже отъехали и последовали за королевой.

— Роберт Сэррей — ответила Мария Сэйтон, и ее лицо стало белее снега. — Вы причинили мне очень много горя, когда так позорно отвернулись от меня, но эти слова снова примиряют нас. — Ее взгляд прожег сердце Сэррея.

— Мария! — воскликнул он.

Но Мария Сэйтон, сказав: «Прощайте навсегда!» — погнала лошадь и через несколько секунд уже скрылась в пестрых рядах французских кавалеров.

Сэррей, Дэдлей и Брай оставались на высоком холме, пока на главной мачте галиота не взвился рядом с боевой орифламой Франции королевский штандарт Шотландии, и это возвестило им, что Мария Стюарт вступила на французскую землю. Они словно сговорились дождаться этого важного момента и, когда ветер надул паруса и корабль понесся по волнам в открытое море, с молчаливым, скорбным сочувствием посмотрели друг на друга как друзья, которые простились с любимым родственником.

— Бедная Шотландия! — буркнул Вальтер Брай, — Кажется, что от тебя улетает твой ангел-покровитель! Горе стране, из которой этот ангел должен бежать в силу того, что она не способна укрыть его!

— Скажите лучше: позор нам, что мы позволили ей бежать! — откликнулся Дэдлей. — Сэр Говард, у меня такое чувство, словно я совершил государственную измену. Если бы я видел королеву раньше и не дал Монгомери слова, то, клянусь Богом, я не отдал бы этой добычи французам.

— Она не виновата в той крови, которая пролилась из-за нее, — возразил Сэррей. — Но, как истинные англичане, мы можем только радоваться, что яблоко раздора между Англией и Шотландией плывет теперь по морю.

— Вы так думаете? — улыбнулся Брай, пожимая плечами. — Неужели вы предполагаете, что король Генрих Восьмой начал эту войну из-за ребенка? Полноте, ему просто нужно было приданое нашей королевы, а сама она как невеста шла только в придачу. Сэр Дэдлей, я помог вам увезти королеву, потому что мое сердце было тронуто тем, что этот милый ребенок должен так жалко влачить свою юность в мрачном замке. Но не думайте, что я поверил вашему деду, он англичанин и только несколько иначе подходит к вопросу, чем Генрих Восьмой. Лисица изобрела другие средства. Шотландская королева стала теперь французской принцессой, а Франция — враг Англии. Лорд Варвик скажет, что с того момента, как королева Мария Стюарт вступила на французскую почву, она потеряла права на корону, и таким образом Шотландия, как страна без властителя, попадет в руки Англии. Но я не хочу оскорблять вас, я говорю просто то, что думаю. Лучше, чтобы англичане властвовали в Шотландии, чем нам подчиняться Дугласам.

— Черт возьми! — воскликнул Дэдлей. — Так значит, мы с вами — друзья, и, может быть, я когда-нибудь еще раздобуду из Франции эту прекрасную добычу. Сэррей, я завидую дару, полученному вами от королевы, и еще более тому, что она рассказывала мне про вас. Не смотрите так мрачно! Английский штандарт развевается в Кале и, быть может, вскоре взовьется и над Парижем. Тогда мы утащим у дофина его прекрасную добычу, а вы возьмете себе Марию Сэйтон…

— Дэдлей, — перебил его Говард, — если вы любите меня, то не называйте в моем присутствии этого имени.

— Я очень люблю вас, Говард, как друга, поэтому так сочувствую вам. Знаете, что рассказала мне королева? По ее мнению, вам следовало бы схватить ту, которую я не смею называть по имени, взвалить ее на лошадь и умчаться с ней!

— Довольно, сэр Дэдлей, я уже не прошу, а требую от вас, чтобы вы перестали говорить об этом!…

— Да упаси Бог сердить вас! Замолкаю. Но куда же мы едем? Ведь эта дорога не ведет к границе! Вы с ума сошли, Брай!… Ведь это — дорога в Эдинбург!

Дэдлей и Сэррей следовали за Браем, не обращая внимания на дорогу, по которой он поехал. Только теперь они заметили, что он избрал путь, который вел к шотландской столице.

— Мы сделаем очень небольшой крюк, — ответил Брай, — и если вы действительно мои друзья, то дадите мне возможность перед тем, как покинуть Шотландию, исполнить священную обязанность.

— Конечно, сэр Брай, — кивнул Дэдлей. — Но что это за таинственное приключение?

— Ничего особенного, сэр Дэдлей.

— Хо-хо, сэр Брай! Мне очень хочется стать вам таким же добрым другом, как и Роберт Говард. А тот, кому я протянул свою руку, может быть уверен во мне до конца своих дней.

— Я верю, верю вам, и хоть вы и нарядный дворянчик, но ваш кулак и в шелковой перчатке доказывает, что кости у вас железные. Пусть сэр Говард расскажет вам, в чем тут дело, а я не могу, — сказал Брай, снова выехав вперед.

А когда Сэррей рассказал Дэдлею, как они спасли Кэт от папистского столба, как дугласовские всадники свалились в пропасть, то лицо Дэдлея просияло.

— Клянусь святым Георгом, — уверил он, — я отдал бы год своей жизни, чтобы быть с вами тогда! Но где же эта несчастная?

— Вальтер оставил ее полумертвой, отдав старой колдунье приказание похоронить Кэт. Но когда он пришел к колдунье, она не могла показать ему могилу. Может быть, она рассчитывала обрадовать его этим, но он только мрачно посмотрел на нее и сказал: «Женщина, которую я любил, не может желать жить после того, как ее обесчестили, а если дело обстоит иначе, то пусть она остерегается повстречаться со мной. Значит, она была виновата, и я был дураком, что спас ее от позорного столба». И я готов побиться об заклад, — заключил Сэррей, — что сегодня он собирается навестить старуху только для того, чтобы убедиться, не живет ли с ней Кэт.