Станислав Блейк - Кровавые сны

Между тем, их щедро накормили хлебом, кашей с луком и большим количеством сала, свежего, с розовыми прожилками, дали выпить и местный сбитень, называемый в этих краях узвар . Сидя за специальным столиком для музыкантов и оруженосцев, они разглядывали хозяйский стол в форме подковы, на который подавали роскошные блюда. Низкорожденным ход туда был заказан, хотя это не мешало Феликсу любоваться прелестными женщинами в богатых европейских платьях с открытыми плечами и шеями. Испанская мода на брыжжевые воротники сюда еще не добралась, поэтому ван Бролин сделал вывод, что местные одеяния представляют собой нечто среднее между исконными старинными нарядами польского королевства и французскими веяниями, завезенными двором Генриха Валуа, и поныне считавшегося соправителем короля Стефана.

Не менее двадцати шляхтичей удостоились чести быть приглашенными за хозяйский стол, их шумное и грубоватое общество разделяли несколько дам и священник с тонзурой на седой голове. Феликсу было приятно вновь после двухлетнего перерыва увидеть духовное лицо своей веры, но взгляд молодого ван Бролина притягивал не святой отец, а прелестная Александра Гелена, шестнадцатилетняя княгиня Заславская, которая напоминала ангела в изысканном платье из бирюзовой парчи, так шедшем к ее белокурым волосам, собранным в высокую прическу. Завитые локоны молодой жены князя Януша спускались вдоль детских матовых щечек, на которых выступал нежный румянец, а сверху прическа едва прикрывалась вуалью с жемчужной нитью, которая поддерживала воздушный головной убор, не давая ему упасть. Нежная муслиновая ткань прикрывала глубокий вырез декольте, воспламеняя воображение. Феликс даже не обратил внимания, что Грицько, закончив трапезу, извлек свою лютню и запел, а Габри, вернувшись после выхода на двор, пристально смотрит на него.

— Те песни нам ведомы, — громко сказал князь, впервые обратив внимание на приглашенных молодых людей. — Нет ли чего нового, из Европы?

Грицько бросил на товарищей испуганный взгляд, попытался сыграть и спеть какую-то польскую песню, но и эта попытка не заслужила одобрения собравшихся. Шляхтичи, видя отношение хозяина, тоже заворчали, как сытые охотничьи псы, хозяин которых потихоньку притравливает новую дичь. Григориус начал новую песню, а Габри наклонился к Феликсу и прошептал ему на ухо:

— Ты хочешь нас погубить? Если будешь и дальше пялиться на княгиню, нас разорвут собаками.

Феликс недовольно посмотрел на друга, но взгляд от Александры Гелены отвел. Едва Грицько закончил петь, как рябой Габри, одетый в полотняную сорочку, похожий в этом простом наряде на любого из слуг, вдруг, не дожидаясь, пока прозвучат новые поношения в адрес репертуара их товарища, вышел в промежуток между краями подковообразного стола, поднял вверх правую руку и по-латыни произнес:

— Не угодно ли будет просвещенным патрициям, собравшимся в зале, услышать историю великого Энея, спасшегося из Трои, чтобы основать великий Рим?

Феликс подумал, что вряд ли кто-либо, кроме, может быть, ксендза, владеет здесь латынью в объеме, достаточном для понимания «Энеиды». Сомнения Феликса разрешились удивительным образом: сиятельная княгиня разомкнула коралловые губки, на прекрасной латыни одобряя идею Габри.

Бедный тринадцатилетний друг Феликса, еще не до конца оправившийся от болезни, с розовыми шрамами, обезобразившими лицо, и белесой редкой шевелюрой, похожей на свиную щетину, принялся декламировать громоздкую и величественную поэму. Ван Бролин шепнул Григориусу, чтобы тот встал за спиной чтеца и аккордами своей лютни заполнял тишину, когда Габри будет восстанавливать дыхание. Сам Феликс тоже два-три раза выступил вперед, чтобы прочесть короткие фрагменты поэмы, оставшиеся в его памяти. Надо сказать, что и Габри не знал всю «Энеиду», перескакивая с отрывка на отрывок, он совершенно упустил такие важные моменты, как смерть Анхиза, войну с царем Турном и несколько других. Поэтому Феликс несколько волновался, читая в конце любимые им строки про Энея, который:

Никому не было дела под конец длинного чтения, до того, что кто-то там убегал от славного Энея, не желая изведать мощь его руки, вооруженной огромным копьем. Феликсу стало даже немного обидно, что сам князь едва сдерживает зевоту, некоторые шляхтичи откровенно спят, уткнувшись, кто в стол, кто в соседское плечо, а юная прекрасная княгиня нашептывает что-то в ушко сидящей рядом с ней шатенки, причем обе благородные дамы то и дело поглядывают на него. Тем не менее, последние строфы поэмы увенчались оглушительными аплодисментами. Даже слишком оглушительными — немного погодя ван Бролин сообразил, что чем меньше понимали латынь иные из шляхтичей, тем громче они выражали одобрение, пытаясь скрыть таким образом собственное невежество.

Воодушевленный окончанием декламации, князь Януш прислал на столик для музыкантов оленью ногу и кувшин венгерского вина. Феликс провозгласил здравицу хозяину, потом королю Стефану Баторию, не забыл и святого понтифика на римском престоле. Григорий XIII все еще был жив и, по-видимому, не собирался покидать этот мир столь же быстро, как его предшественник, бывший инквизитор. Друзья захмелели и уснули в отведенной им на троих комнате, надеясь утром выехать в дальнейший путь.

Но едва они проснулись и собрались спуститься к лошадям, усатый гайдук с мрачной физиономией велел им следовать за собой. Он привел друзей в помещение, более всего напоминавшее библиотечный скрипторий, где за столом, на котором были разложены страницы расплетенных книг, иглы для сшивания, перья, чернила и еще некоторые инструменты, обычные для переплетных мастерских, сидел вчерашний седой ксендз.

— Его светлость князь Януш, удостоверившись в вашей похвальной учености, моими устами просит вас не спешить покидать его гостеприимный дом, а помочь с переписью некоторых рукописей, находящихся ныне в небрежении. — Сложенные на брюшке руки священника были в чернильных пятнах. Чертов поп выпросил у князя батраков для обработки своего собственного латинского поля, сообразил Феликс.

— Простите, святой отец, но мы бы хотели оказаться дома до холодов, а Нижние земли не близко, — сказал Феликс. — Задерживаться где бы то ни было, не входит в наши планы.

— Вы меня не поняли, — улыбнулся княжеский духовник и перешел с латыни на язык восточных славян, — когда князь Януш просит о чем-либо, то это означает, что невыполнение просьбы не обсуждается. Иными словами, вы получили приказ, и начинаете работать немедленно. Еду и все необходимое, включая ночные горшки, вам принесут прямо сюда.