Иван Клула - Екатерина Медичи

Закончилась зима и подошло к концу пребывание в Мулене. Свита короля выехала по направлению к Оверни. 26 марта она прибыла в Виши. В те времена этот маленький город уже успел прославиться своими источниками: туда приезжали больные подагрой, «чесоточные» и бесплодные [169] женщины. 28 и 29 марта Екатерина и ее сын проезжали по землям, которые достались Екатерине от матери, Мадлен де Ла Тур: Вик-ле-Конт, Сен-Сатюрнен, Мон-Дор, где двор остановился 31 марта. Затем посетили Клермон и соперничающий с ним Монферран, потом Риом, Эгперс, родной город канцлера де Л'Опиталя, расположенный во владениях герцога де Монпансье. После Оверни двор проехал через Бурбонне и Ниверне. У церкви Ла Шарите-сюр-Луар пересекли Луару; здесь король отпраздновал Пасху. Затем королевский кортеж отправился в Бургундию и сделал остановки в Осере и Сансе. Начиная с 21 апреля, король все быстрее и быстрее движется по направлению к Парижу. В течение пяти дней он отдохнул в Монсо-ан-Бри, любимой резиденции Екатерины. Оттуда выехали 30 апреля 1566 года и заночевали в Сен-Мор: так Карл IX и его мать заканчивали свою великую инспекционную поездку по королевству в том же замке, откуда они уехали два года и четыре месяца назад. Там они узнали, что умерла Диана де Пуатье в своем замке Анэ 25 апреля 1566 года после внезапной болезни. Ей было 66 лет и 4 месяца, но казалось, что старость не властна над ней: «Она была еще настолько красива, – пишет Брантом, – что могла взволновать даже каменное сердце». Для королевы Екатерины смерть ее старой соперницы совпала с признанием всем королевством ее собственной власти.

1 мая королевская семья отправилась обедать в Париж в дом Мари-Катрин де Пьер-Вив, владелицы Перрона, супруги Антуана де Гонди, воспитательницы королевских детей, казначейше и интендантше домов королевы. Весь май, проведенный Карлом IX и Екатериной в Фонтенбло, королева-мать забавлялась, наблюдая споры личного порядка между вельможами. Самый живописный имел место во время свадьбы герцога Немура и Анны д'Эсте, вдовы герцога де Гиза: Франсуаза де Роган, владелица Гарнаса, протестантка, пользуясь поддержкой своей троюродной сестры Жанны д'Альбре, через нотариуса у дверей церкви выразила торжественный протест против этого брака. Красавец герцог ее соблазнил и бросил. Ее прокурор заявил в Королевском [170] совете, что Немур заслуживает того, чтобы ему отрубили голову, «потому что он силой взял мадам де Роган в покоях королевы и сделал ее беременной»!

Пока еще вся страна одобряла труды великой примирительницы, которой воздавали хвалу знаменитые юристы. Габриэль Бюнин в своей Торжественной речи 1565 года и Луи Ле Карон, прозванный Шаронда, в своем Панегирике 1566 года восславили королеву за то, что она привила королю «благородные и добродетельные нравы», стремление творить справедливый суд и желание мира. [171]

Когда в мае 1566 года король и королева вернулись в Иль-де-Франс, казалось, что мир в королевстве окончательно восстановлен. В письме к де Фуркво Екатерина только посмеялась над мрачными предсказаниями герцога Альбы: «А что касается вашего сообщения о несчастье из-за религиозных расхождений в этом королевстве, которое он нам предсказывает, то я верю, что слишком много было тех, кто опечалился, видя наступивший мир и то, что мы были так мудры, когда сумели положить конец этим долгим волнениям; но хвала Господу, союз настолько прочен, все подданные короля, моего повелителя и сына, настолько ему преданны, и король намерен поддерживать это, что с трудом можно поверить в возможность возобновления беспорядков, если только они не будут вызваны намеренно».

А пока большую озабоченность вызывали финансовые проблемы. Были сделаны расчеты и выяснилось, что долги превышали сумму в 1800000 ливров, которую можно было бы выручить от продажи церковного имущества. На самые неотложные нужды двора необходимо было, по крайней мере, 600000 ливров. Екатерина попросила эту сумму у двенадцати епископов и у кардиналов, собравшихся при дворе, но они и слышать ни о чем не хотели. Несмотря на безденежье и не обращая внимание на голод и дороговизну продуктов питания, вызванную неблагоприятными климатическими условиями, король и его мать проводили время в пирах, присутствовали на свадьбах у горожан и, надев маски, бегали по лавкам парижских торговцев. Франсес д'Алава сообщал об этом своему повелителю и осуждал великую милость, которой пользовались коннетабль де Монморанси, его сыновья и племянники, еретики Шатильоны, [172] в то время как Гизы покинули двор. Королева позволила провести в Париже процессию вдов французов, «жестоко замученных испанцами» во Флориде. Испанец обвинял французский двор в покровительстве еретикам повсюду – в Новом и Старом свете.

Распространение Реформы и дерзость ее сторонников проявлялись не только во Франции. В апреле из Шотландии пришла весть об убийстве Риццио, секретаря Марии Стюарт, совершенном с согласия мужа королевы Дарнлея. Королева оказалась жертвой рокового стечения обстоятельств. Бунт ее подданных пресвитерианцев вскоре вынудит ее оказаться во власти своей жестокой противницы – Елизаветы Английской. В Нидерландах стремление к автономии и требования религиозной реформы с каждым днем настолько усиливались, что вскоре неизбежно должны были вызвать социальный взрыв, захват церквей, ставшие привычными насилие и иконоборчество (август 1566 года). Слишком многие признаки явственно указывали на это, поэтому в июле Екатерина решила вместе с сыном отправиться с инспекцией по укрепленным городам Пикардии к великому неудовольствию посла Испании, полагавшего, что такая поездка, предпринятая по совету Конде и адмирала Колиньи, могла бы стать для французских протестантов предлогом взяться за оружие и помчаться на помощь их собратьям по вере – подданным Филиппа II. Но в действительности, д'Алава хотел устранить всякую угрозу со стороны Франции на границе с Фландрией в тот момент, когда все считали, что Его Католическое Величество сам отправится в свои провинции, чтобы принудить их к повиновению.

Маршрут испанской армии, которой вместо Филиппа II командует герцог Альба, проясняется: из Милана на Брюссель через Савойю, Франш-Конте и Лотарингию. Для защиты пограничных французских провинций королева-мать усиливает гарнизоны Пьемонта, Пикардии и Трех Епископств в мае 1567 года. С согласия Колиньи и д'Андело она собирает войско в 10000 французских пехотинцев и 6000 швейцарцев для защиты границ, что 3 июля стало причиной [173] весьма резкого объяснения между ней и Франсесом де Алавой: «Король, – сказал испанец, – абсолютно не нуждается в подобной армии». Королева поручает своему послу в Мадриде оправдать принятые ею меры предосторожности: «Судите сами, может ли быть разумно с нашей стороны в этом вихре войны отдаться на милость того, кто стремится нами командовать». Екатерина действительно боится, как бы королевство не оказалось зажатым в тиски: защищенный перемирием с «Турком», император может выступить на Мец, Туль, Верден, а в это время Елизавета Английская высадится в Кале.