Михаил Каратеев - Русь и Орда

Василий подошел и поздоровался. Фейзула, как обычно, ответила приветливо, стараясь казаться веселой и беззаботной. Но это ей плохо удавалось: Василий сразу понял, что ее продолжает угнетать какая-то тяжелая дума.

— Что с тобою, маленькая ханум? — участливо спросил он после того, как они обменялись несколькими незначительными фразами. — Еще вчера я заметил, что тебя что-то гнетет. Я друг тебе. Поведай, какое горе тебя постигло, и, может быть, мы вместе придумаем, как его прогнать.

— Это тебе показалось, князь, — делано засмеявшись, ответила Фейзула. — Нет у меня на сердце никакого горя.

— Твои глаза говорят другое, ханум.

— Это как погода, князь: иногда в душе светит солнце, и тогда глаза смеются. Но бывают и облачные дни…

— Облака приносит ветер, — сказал Василий, беря девушку за руку, — и печаль тоже не приходит сама собой. Скажи, что ее принесло тебе?

— Наверное, тоже ветер, — не сразу ответила Фейзула. — Но он уже и унес ее. Гляди, я снова веселая, — добавила она, поднимая глаза на Василия. Глаза улыбались, но за этой улыбкой князь разгадал едва сдерживаемые слезы.

— Фейзула-джан, — сказал он, крепче сжимая ее руку, — зачем ты меня обманываешь? Если не хочешь сказать правду, не говори. Я ведь понимаю: кто я для тебя, чтобы ты стала поверять мне свои тайны? Но верь, я расспрашиваю тебя не из любопытства, а лишь потому, что всею душою желал бы помочь твоему горю, коли оно у тебя есть.

— Я верю тебе, князь, — сдавленным голосом ответила Фейзула, почти вырывая свою руку из руки Василия и быстро отворачиваясь, чтобы скрыть выступившие слезы. — Может быть, после я тебе все скажу… А сейчас прощай, мне надо уходить. Нехорошо будет, если нас тут увидят вдвоем. — С этими словами она порывисто вскочила и, подхватив на руки удивленную девочку, почти бегом кинулась к табору отца.

Василий проводил ее недоуменным взглядом и долго еще стоял на берегу застывшего в летнем зное озера, пытаясь разобраться в себе и понять, что происходит с девушкой. На мгновение в его голове промелькнула смутная догадка, но он сейчас же отбросил ее, как совершенно неправдоподобную. Нет, здесь что-то иное… И это надо непременно выяснить. Решив при первой же встрече возобновить с Фейзулой прерванный разговор и добиться ее откровенности, он медленно побрел к своему шатру.

Но осуществить это намерение оказалось нелегко: девушка его старательно избегала, как бы страшась предстоящего разговора или еще чего-то, чего Василий понять не мог. Издали она ласково ему улыбалась, но, едва он делал шаг по направлению к ней, она стремительно исчезала.

После двух-трех неудачных попыток уязвленный Василий больше не пробовал к ней приблизиться, стараясь вообще о ней не думать. Однако в этом его воля была бессильна: что бы он в эти дни ни делал, образ Фейзулы неотступно стоял в его памяти.

Однажды вечером, когда на притихшую степь уже наплывали легкие сумерки, Василий вышел из своего шатра и, задумчиво постояв на берегу озера, в котором медленно тускнели краски заката, безотчетно побрел к тому месту, где он в последний раз встретился с Фейзулой.

Еще издали он увидел ее, но она была не одна: с нею разговаривал, стоя спиной к Василию, какой-то высокий мужчина. Их слов он не мог расслышать, но ему хорошо было видно бледное, взволнованное лицо девушки с глазами, смотрящими в землю. Василий, внезапно почувствовав острый укол в сердце, сперва хотел бесшумно удалиться, но желание узнать, с кем разговаривает Фейзула, было настолько сильно, что вместо этого он громко кашлянул.

Вскинув на него испуганный взгляд, девушка тихо вскрикнула и бросилась бежать. В тот же миг ее собеседник быстро обернулся, и Василий с удивлением узнал вспыхнувшее гневом и ненавистью лицо Хисара-мурзы. Взглянув на него, как на пустое место, Василий повернулся и медленно зашагал назад.

В эту ночь он долго не мог уснуть. Сначала все ему казалось ясным: Фейзула любит Хисара и так печалилась лишь потому, что он не обращал на нее внимания. Ну а теперь они, видно, договорились, стало быть, и дело с концом…

Однако, поуспокоившись, он вспомнил, с каким выражением лица Фейзула слушала Хисара, и мысль его сразу ударилась в противоположную крайность: этот человек имеет над ней какую-то непонятную власть, он ей угрожает, и именно от него нужна ей защита. Может быть, она сегодня и пришла на то место в надежде, что туда явится он, Василий, и она расскажет ему все, как обещала! А Хисар ее подстерег… Конечно, это так! Не может такая девушка любить этого дрянного, злобного человека, по возрасту годящегося ей в отцы! Надо будет завтра же встретиться с Фейзулой и во что бы то ни стало поговорить с ней начистоту.

Заснув с этой мыслью, Василий, против обыкновения, проснулся поздно и, приведя себя в порядок, тотчас отправился на вчерашнее место, думая, что, если Фейзула приходила туда, надеясь на встречу с ним, она придет и сегодня, ибо видела, что он тоже ищет этой встречи. Но ее там не оказалось.

Тщетно прождав около часу, он за кустами подошел к стойбищу Чимтая и, оставаясь невидимым, долго еще высматривал, не появится ли Фейзула из какого-нибудь шатра. Потеряв наконец всякую надежду и собираясь уже возвращаться домой, он вдруг увидел ханум Кичик, шедшую к кибитке, которая стояла в нескольких шагах от того места, где он скрывался. Вспомнив, что Кичик близкая подруга Фейзулы, и чувствуя к этой женщине симпатию и доверие, Василий, недолго думая, вышел из-за кустов и направился прямо к ней.

— Привет тебе, достойнейшая и благородная ханум, — сказал он, почтительно поклонившись молодой женщине.

— Это ты, князь?! — с удивлением воскликнула Кичик. — Что ты здесь делаешь? Если подстерегал меня, то смотри, мой муж ревнив, как два шайтана! — со смехом добавила она.

— Прости меня, ханум, если я зря подвергаю тебя такой опасности, — ответил Василий, невольно и сам впадая в шутливый тон. — Я бы никогда не осмелился поднять свой недостойный взор на прекраснейшую и добродетельную жену почтенного Туй-ходжи-оглана. Меня привела сюда иная причина.

— Какая же? — с любопытством спросила Кичик.

— Я надеюсь на твою скромность, ханум, и на то, что ты не истолкуешь дурно моих намерений: я хотел увидеть Фейзулу.

— Вот как! — удивленно протянула Кичик. — Какими же побуждениями вызвано это не совсем обычное желание?

— Верь мне, ханум, — самыми чистыми! Я заметил, что последние дни она была очень печальна. И подумал: может быть, с нею случилась какая-то беда и ей нужна помощь друга.

— Ах, ты все-таки заметил, что последние дни она. была печальна? — с легкой насмешкой в голосе спросила Кичик. — Ты очень наблюдателен. Может быть, ты понял также, почему она была печальна?