Михаил Каратеев - Русь и Орда

Юрий Владимирович Долгорукий — первый из великих князей, решившийся пренебречь Киевом ради Суздальской земли, — за какую-то провинность отобрав у боярина Кучки его москворецкие угодья, сразу же оценил все удобства этого места и основал здесь городок, который в 1156 году был обнесен прочным бревенчатым тыном и превратился в небольшую крепостцу, охранявшую подступы к Суздальскому княжеству. Очевидно, городок рос и развивался быстро, ибо уже в 1237 году, во время нашествия Батыя, летопись отмечает, что при взятии Москвы татарами здесь были разрушены многие монастыри и церкви.

В 1271 году вновь отстроившаяся Москва впервые становится столицей небольшого удельного княжества, доставшегося младшему сыну Александра Невского — Даниилу. При его сыновьях — Юрии и главным образом Иване, получившем прозвание Калиты, начинается быстрый рост Московского княжества, которое, в силу личных качеств своих князей и исключительно выгодного географического положения, превращается в центр объединения русских земель. Только лишь за годы княжения Ивана Даниловича территория этого княжества увеличилась в семь раз.

Калита значительно расширил свою столицу и обнес ее новыми стенами, а с восточной, не защищенной реками стороны окопал глубоким и широким рвом.

Городские стены по обычаю того времени были сделаны из огромных, вплотную приставленных друг к другу срубов-клетей, сложенных из дубовых бревен аршинного диаметра и заполненных внутри землею и щебнем. В вышину они имели более пяти сажен, а в толщину около двух. В промежутках между возвышавшимися над стеной глухими и проездными башнями, по внешней ее кромке, тянулось прочное «заборало», то есть забор из толстых дубовых горбылей с прорезанными в нем бойницами. Эти укрепления были по своему времени настолько сильны, что превращали Москву в почти неприступную крепость.

Много внимания Иван Калита уделил и внутреннему благоустройству города: он построил здесь первые каменные здания, значительно расширил посад и ремесленные слободы. В это же время в Москве появились первые бревенчатые мостовые и водопровод, — очевидно, подававший воду в великокняжеский дворец и на митрополичий двор, о чем свидетельствуют остатки труб, обнаруженные при раскопках рядом с фундаментом деревянных стен Ивана Калиты.

Летом 1365 года большая часть города была уничтожена страшным пожаром. И хотя исполинские стены кремля не полностью сгорели, а лишь обуглились, великий князь Дмитрий Иванович, знавший, что ему придется много воевать и что его столице предстоит выдержать не одну осаду, решил строить новые стены, впервые в истории северной Руси сложенные из камня.

У князя Дмитрия решения быстро проводились в жизнь: он хотел приступить к постройке уже в следующем году, но этому помешали два непредвиденных обстоятельства: эпидемия чумы, стоившая Москве множества жизней, и разграбление Нижнего Новгорода новгородскими ушкуйниками, наделавшее великому князю немало хлопот. Однако уже с осени начали возить в Москву камень для кладки стен. Сплавляли его по реке, на плотах и баржах, по-видимому, из подмосковного села Дорогомилова, где были обнаружены богатые залежи белого известняка, от которого новая Москва и получила свое название Белокаменной. С весны 1367 года приступили к возведению крепостных стен, и летом следующего года они были в основном закончены — оставалось лишь достроить некоторые башни и ворота.

Такой срок столь грандиозного по тем временам строительства может показаться неправдоподобно коротким. Но сомневаться в нем не приходится, ибо и начало и конец постройки отмечены в летописях. Не говоря уж о том, что надвигающиеся события заставляли князя Дмитрия очень торопиться с укреплением своей столицы, — для этого имелись и все технические возможности.

Вопреки укоренившемуся мнению, в средневековой Руси не было недостатка в опытных мастерах и строить умели быстро. Дубовый кремль [176] Некоторые ошибочно считают, что слово «кремль» происходит от «кремень». Это не так, ибо кремлями первоначально назывались именно деревянные укрепления. Название это идет от слова «кремь» — так на севере и до сих пор называют строевой хвойный лес. Ивана Калиты был выстроен всего за полгода; храм архангела Михаила в Москве был полностью закончен менее чем за год. Кстати, это доказывает, что каменная кладка отнюдь не была, даже в северной, лесной Руси, чем-то новым и неизвестным и все разговоры о том, что Дмитрий Донской при постройке своего кремля пользовался мастерами-иноземцами, лишены какого-либо основания.

Среди строителей этого кремля летописи не отмечают ни одного иностранного имени, но зато называют несколько русских. Именами этих строителей первоначально были названы многие отдельные части постройки: так, например, Спасские ворота прежде назывались Фроловскими, а Троицкие — Шешковыми; были башни — Свиблова, Беклемишева, Собакина, Тимофеева и т. д.

Достоверно известно и то, что каменные храмы Ивана Калиты были выстроены без всякой иностранной помощи — своими владимирскими и псковскими зодчими и мастерами. И в качестве образцов были взяты не византийские, а наши древние новгородские каменные церкви, архитектурный стиль которых позже был усвоен и Суздалем. По внешнему виду это были не очень затейливые, обычно квадратные здания с двумя-тремя выступающими стенными полукружиями для алтарей; наверху — круглый «барабан», увенчанный главным куполом.

Но в Москве к этому уже добавляются некоторые местные архитектурные особенности: вместо суздальских круглых арок над порталом и окнами здесь сооружают стрельчатые; по стенам идет несколько горизонтальных лепных поясов, с узорами, напоминающими русскую резьбу по дереву, а верх увенчан полукруглыми «кокошниками». Внутри эти церкви были отделаны мраморными плитами и цветной майоликой, а несколько позже греческими и русскими мастерами расписаны стенной живописью.

Сооружение такого храма обычно заканчивалось за один строительный сезон.

Когда Дмитрий Иванович, сопровождаемый князем Серпуховским, вышел на крыльцо, намереваясь пуститься в обход кремлевских укреплений, к нему подошел рослый молодец лет двадцати, с темными вьющимися волосами, чуть курносый и веселоглазый. Это был любимец и товарищ детских забав, Михайло Бренко, позже боярин и воевода.