Михаил Каратеев - Русь и Орда

За день до начала похода Дмитрий Иванович с главными воеводами отправился в Троицкую обитель. В ту пору митрополита в Москве не было [332] Временный глава русской Церкви, архимандрит Митяй, в эту пору находился па пути в Константинополь, куда он выехал для посвящения в митрополиты. , преподобный же Сергий, несмотря на скромный сан игумена, являлся наиболее чтимым на Руси пастырем, и потому именно от него хотел русский государь получить благословение на ратный подвиг.

В обитель приехали утром. Здесь, посреди обширной лесной поляны, обнесенной деревянным тыном, высилась большая, но незатейливая на вид бревенчатая церковь, в которой как раз совершалось богослужение. Справа и слева от нее рядами тянулись такие же бревенчатые кельи иноков, сзади виднелась монастырская трапезная и всевозможные службы.

Князь Дмитрий, сопровождаемый воеводами, вошел в церковь и окинул взором ее внутреннее убранство. Низкий иконостас с решетчатыми царскими вратами, сквозь которые молящимся хорошо была видна вся внутренность алтаря, и потемневшие бревенчатые стены в полумраке сверкали золотом и самоцветами множества икон в драгоценных окладах, пожертвованных монастырю князьями и боярами. Среди этих сокровищ подлинной отрешенностью веяло от хрупкой фигуры седовласого подвижника Сергия, в скромном холщовом облачении служившего литургию. Голос его был тих и мягок, в возгласах не было ничего торжественного, — великое искусство его служения заключалось в полной его безыскусственности, — это была простая и задушевная беседа с Богом, сразу и целиком приобщавшая к себе сердца и мысли молящихся, которых Сергий, казалось, вовсе не замечал.

С радостной легкостью поддавшись охватившему его ощущению близости Бога, Дмитрий горячо молился. Но, шепча по привычке заученные с детства слова уставных молитв, он внезапно осознал, что они не вмещают тех чувств, забот и тревог, которые тяжелым грузом лежали на его душе. И сердце нашло и подсказало ему иную молитву, — простую и немногословную, но чудесным образом выразившую все. «Господи Великий, — шептал он, — услыши молитву мою, на Тебя одного уповаю! Не дай погибнуть Руси! Сколько уже претерпела она, страдалица, нету силы еще терпеть! Пособи же верным сынам Твоим одолеть врага, благослови оружие наше! Ты видишь, Господи: не ради возвеличения своего обнажаю я меч, а в защиту родной земли и неисчислимых святынь Твоих. Вложи же в этот меч всю разящую силу Твою, а жизнь мою, коли нужно, возьми, — с радостью предстану перед Твоим святым престолом, исполнивши земной долг мой!»

Окончив службу и не ожидая, когда великий князь подойдет под благословение, Сергий с золотым распятием в руке сам направился к нему и, осенив его широким крестным знамением, сказал:

— Буди здрав на многие лета, великий государь! И да исполнит Господь твою молитву!

— Благослови, отче святый, — промолвил Дмитрий, приложившись к кресту и опускаясь на колени. — Благослови и молись за нас, ибо час настал!

— Знаю, сыне. Иди смело и исполни долг, Богом тебе завещанный! Избрав тебя орудием своей всевышней воли, Господь не оставит тебя в решающий час. Благословляю тебя и христолюбивое воинство твое на великий подвиг освобождения Руси, а молитва моя и заступничество всех святых земли нашей всегда будет с вами!

Часом позже, после скромной трапезы, давая последнее напутствие великому князю, Сергий сказал:

— Знаю, много прольется христианской крови и ангелы Божьи уже плетут в небесах неисчислимые мученические венцы. Но ты, княже, своего еще не возденешь, ибо прежде того украсится чело твое венцом славы. Ты вернешься с брани живым и с победою!

— Да услышит тебя Господь и да исполнит Он по слову твоему, отче, — взволнованно промолвил Дмитрий. — Не себе славы ищу, а величия и блага Руси! И еще прошу, отче Сергий, дай мне на поход кого-либо из братии твоей. В том будет великая помощь войску моему, ибо укрепится оно духом, видя с собою на ратном поле посланца и молитвенника твоего!

— Добро, — сказал Сергий, минутку подумав. — Двоих тебе дам братьев, иноков Пересвета и Ослябю. Крест животворящий ныне избрали они своим оружием, но коли дрогнет твое войско и будет надобно примером ободрить его, — благословлю их и мечом постоять за Христову веру, ибо были они в миру славными витязями [333] Иноки Александр Пересвет и Родион Ослябя до пострижения были боярами и воеводами Брянского княжества. . Иди же, сыне, Бог приведет тебя к победе!

Восемнадцатого августа великий князь с главными силами прибыл в Коломну, встреченный у городских ворот сонмом духовенства, во главе с коломенским епископом Герасимом, и множеством князей и воевод, уже находившихся на месте сбора.

Город был переполнен, и все окрестности его на много верст кругом представляли собой сплошной военный лагерь. Даже поднявшись на сторожевую башню коломенского кремля, Дмитрий Иванович не мог оглядеть всего этого ратного моря. Всюду, куда ни посмотри, виднелись сложенные из свежих ветвей шалаши воинов и походные шатры воевод; над ними реяли разноцветные стяги, сверкали острия составленных вместе копий, курились дымки бесчисленных костров; тут и там, на блеклой предосенней зелени полей, черными островами стояли сотни и тысячи тесно сдвинутых телег, паслись огромные гурты скота и табуны лошадей. Среди всего этого всюду бродили, сидели и лежали люди, и было их столько, что, казалось, и счесть немыслимо…

«А ведь это еще не все, — с гордым удовлетворением подумал Дмитрий. — Шестьдесят тысяч пошли из Москвы прямо на Лопасню, да еще в пути к нам сколько пристанет! Быть того не может, чтобы татары одолели такую силу!»

Дмитрию хотелось сразу же пуститься в объезд лагеря, но его ждали на богослужение, к тому же он подумал, что будет лучше дать войску время подготовиться к общему смотру, а потому решил отложить это на завтра и, предупредив о том воевод, отправился к обедне.

Служил ее сам владыка Герасим в старой, но просторной деревянной церкви Христова Воскресения, возле которой уже заканчивали постройку нового каменного храма того же имени, — самого обширного и величественного из всех дотоле бывших на Московской Руси. Но именно с этой, уже обветшалой и обреченной на снос бревенчатой церковью у Дмитрия были связаны особые воспоминания: четырнадцать лет тому назад его, почти отрока, венчали в ней с Евдокией Дмитриевной Суздальской. И, охваченный этими воспоминаниями, он никак не мог сосредоточиться на молитве.