Александр Грязев - Рассказы и завязи

Но главное, что заставило Наталью не знать с этой минуты покоя и повело в дальнюю дорогу, было в этом письме с треугольной печатью другое. Сережка писал, что на днях он, оказывается, будет проезжать через их станцию в воинском эшелоне. По его подсчетам выходило, что это случится в воскресенье вечером. Зачем они едут и куда сын, конечно, не сообщал и не просил ее выйти к поезду, но Наталья и представить себе не могла, что Сережка будет ехать мимо, совсем рядом с родным домом, а она его не увидит. На их большой, по представлению Натальи, станции Буяновке останавливались все поезда. Наталья знала это, и едва дочитав письмо, стала собираться в дорогу.

Она быстро затворила и поставила на печь опару, а утром испекла для Сережки его любимых сдобных подорожников с румяной хрустящей корочкой. Потом она сварила мяса, и налила в бутылку топленого молока. Все это тетка Наталья положила в старую, вытертую на сгибах дерматиновую сумку, которую закинула через плечо и ранним воскресным утром отправилась в путь, наказав приглядеть за домом, огородом, курицами и козой соседке Катерине Веселовой. Она и в колхозную контору сходит.

Жила Наталья в доме теперь совсем одна. С мужем разошлись, когда Сережке не было отроду и года…

… Большие электрические часы с прыгающей по кругу черной стрелой показывали десять часов утра, когда тетка Наталья с трудом отворила тяжелую дверь здания станции и сразу же очутилась в беспокойной, шумной атмосфере зала ожидания. Полная женщина в сбитом не плечи цветастом платке, с растрепанными волосами и красным лицом, крепко сжимая в руках какие-то бумажки и деньги, у самых дверей чуть было не сбила тетку Наталью с ног и, не оглядываясь, помчалась дальше. «Ошалела что ли, — подумала про себя Наталья, оглядывая помещение вокзала. И куда их всех несет».

Людей на вокзале, как всегда в эту летнюю пору было много. Все куда-то торопились, громко разговаривали, шумели. Только милиционер, молодой высокий парень, как скала в бушующем море, с равнодушным и спокойным лицом снисходительно смотрел на всю эту людскую суету. К нему изредка обращались с вопросами. Тогда он заметно оживлялся, лицо его менялось, становилось участливым и добрым, а, ответив, он распрямлялся и выражение его лица опять становилось равнодушным и, сцепив руки за спиной, размеренными неторопливыми шагами шествовал по залу ожидания между чемоданов и узлов, скользя бесстрастным взглядом по деревянным диванам, на которых сидела, разговаривала, пила и ела вся эта братия «граждан отъезжающих и провожающих».

Тетка Наталья, шаркая по полу резиновиками, несмело подошла к справочному бюро и тихонько постучала в полукруг оконца. Створка, щелкнув, откинулась и она увидела перед собой сидящую за столом молоденькую девчушку в форменном кителе с; серебряными крылышками на отвороте. Ее высокая прическа, как сноп спелой ржи, была перевязана синей атласной лентой.

— Милая, — прильнула Наталья к самому стеклу, — дело-то у меня вот какое. Сын у меня в армии служит. На побывке не был, а вот письмо на днях получила. Пишет, что проедет мимо нашей станции. Так мне бы вот и узнать когда ждать-то.

И тетка Наталья с надеждой протянула в оконце письмо. Девушка быстро пробежала его глазами, чему-то усмехнулась и протянула листок обратно.

— Ничем вам помочь не могу. Мы таких справок не даем. Ваш сын следует воинским эшелоном, а когда он пройдет, мы не знаем, да если бы и знали, так говорить об этом не положено.

— Ну-ну, ладно, — согласно кивнула Наталья, пряча письмо в потайной карман синей куртки и опять спросила: — А, может, он сегодня, эшалон-то, прошел уже? Так мне, может, и ждать нечего?

— А вы спросите об этом лучше у дежурного по вокзалу, — посоветовала девушка и захлопнула дверцу.

Дежурным оказалась пожилая женщина в ярко-красной фуражке на голове и такими же яркими накрашенными губами.

— Пока не проходил при мне, не знаю. Ждите, может и дождтесь. Только долго ждать придется, — ответила она Наталье, когда та обратилась к ней все с тем же вопросом.

— Это ничего, лишь бы только приехал, — успокоенно сказала Наталья и направилась к стоящему у окна дивану с вырезанными на спинке буквами «МПС».

Весь остаток дня и всю ночь провела тетка Наталья в ожидании и беспокойстве. Она выбегала на перрон к каждому поезду, подолгу смотрела в ту сторону, откуда должен придти сережкин эшелон, но там только светофоры мигали ей разноцветными холодными зрачками своих стеклянных глаз.

Длинно потянулся в ожидании и следующий день. Наталью знали уже все работники вокзала, которые давно советовали ей идти обратно домой: никому неизвестно когда проследует эшелон, да и будет ли он на самом деле. Но Наталья ждала. О доме и о хозяйстве она не беспокоилась: Катерина управится. Им не впервой помогать друг дружке. Поэтому советы Наталья выслушивала, но продолжала выходить к каждому поезду, и всякий раз это был не ее поезд. Иные же проходили, не задерживаясь, мимо. И только далеко за поддень, когда утомившаяся Наталья ненадолго прикорнула в уголке дивана, ее тронула за плечо дежурная по вокзалу.

— Идет… — только и сказала она тетке Наталье, сочувственно поглядев на нее.

Наталья тихонько ойкнула, лицо ее оживилось и она торопливо поправила на голове платок. Также торопливо она схватила сумку и побежала на перрон. Здесь пришлось ждать недолго.

Скоро со стороны переезда, откуда пришла на станцию Наталья и куда уходили, будто по широкому лесному коридору рельсы, показался поезд. Он остановился все ближе и ближе, на глазах увеличиваясь и оглашая окрестность веселым шумом. Перед самой станцией поезд низко, протяжно гуднул и вот уже, обдав Наталью и всех, кто стоял на перроне, порывом ветра, почти не сбавляя скорости, понесся вдоль станции. Наталья растерянно смотрела на мелькавшие перед ней вагоны, платформы и ее неожиданно обожгла мысль, что поезд и не думает останавливаться.

— Мама-а-а!.. — скорее почувствовала, чем услышала она вдруг сквозь грохот и лязг поезда голос сына и, повернув голову в сторону последних вагонов, увидела в дверях теплушки своего Сережку, совсем рядом, в двух метрах от себя.

Он стоял среди таких же, одинаково одетых ребят, но Наталья сразу узнала сына по лицу.

— Сынок! — закричала Наталья и вдруг побежала по перрону за поездом, не отрывая взгляда от сына.

— А тот, улыбаясь, что-то кричал матери и махал ей зажатой в руке пилоткой.

— Батюшки, да что это… Батюшки, да что это… Господи… — причитала Наталья, маленькими шажками в больших резиновиках семеня по перрону и, видно, все еще не веря в происходящее.

Добежав до края платформы, она бессильно опустилась на землю и заплакала…

Вчерашний милиционер подошел к тетке Наталье, взял ее сумку, заботливо помог ей подняться и, как мог, стал успокаивать ее.