Сергей Катканов - Рыцари былого и грядущего. Том I

Андрей не удержался от сарказма:

— Когда буду чистить унитазы, часы, наверное, лучше снимать?

Дмитрий оценил сарказм и ответил в том же духе:

— Часы водонепроницаемые. Сплав прочнейший, не поцарапаешь. Так что можно не снимать.

— Спасибо, мессир, — просто сказал Сиверцев. Он понял, что это подарок не от командора, а от друга.

Когда они прощались, Андрей почувствовал, что первый, самый тяжёлый период его испытания закончился. Все эти месяцы он видел мир как сквозь амбразуру дота-формат вселенной угрожающе, гнетуще сузился. Теперь вселенная вновь обрела присущую ей бесконечность. Во время богослужений ему было по-прежнему тягостно, но уже не настолько, искорки радости вспыхивали в его душе всё чаще. Однажды к нему подошёл суровый брат Зигфрид и коротко отрезал: «Теперь тебе положен один день отдыха в неделю. Имей разум распорядиться этим днём с духовной пользой».

Сиверцев рассудил, что больше всего пользы для него будет от посещения читального зала библиотеки. Здесь было здорово. Уютно, мирно, спокойно. Домашняя атмосфера. Библиотекарем был древний согбенный старец с идеально белой бородой чуть ли не до пояса. Дед ходил в заплатанной и вытертой чёрной рясе, значит, не был ни рыцарем, ни сержантом. «Однако, — подумал Андрей, — если бы на его белую бороду нацепить красный крест, выглядел бы дедушка натуральным тамплиером. А если бы я ему об этом сказал, дед зашиб бы меня каким-нибудь тяжёлым фолиантом». Действительно, не было ни малейших признаков того, что отец библтотекарь способен понимать юмор.

За пару выходных Андрей неплохо научился понимать церковнославянский язык. Здесь был очень хороший учебник. Евангелие он теперь читал уже по-славянски. Тогда Андрей углубился в изучение латыни. С радостью, с удовольствием углубился. В его душе теперь упоительно пели возвышенные слова тамплиерского девиза: «Non nobis, Domine, non nobis, set tuo nomine da gloriam» [7] «Не нам, Господи, не нам, но имени твоему дай славу» Псалом 113(9). . Он стал понемногу заглядывать в самоучители древнегреческого. Тут пошло тяжелее, но это было надо.

Богослужения в Ордене совершались поочерёдно на священных языках: церковнославянском, древнегреческом и латыни. В тот день, когда во время Литургии ему было явлено чудо Святого Причастия, служба в свою очередь совершалась на церковнославянском. Ему просто повезло. Ну да, «повезло». Если Господь не «везёт», мы никуда не едем. Теперь и греческое и латинское богослужение понемногу становились ему всё более и более понятны.

Углубившись в изучение языков, Андрей долго не заглядывал в «тамплиериану», полагая, что главное об Ордене ему уже известно. Но постепенно любопытство взяло верх, и он начал всё чаще читать книги про тамплиеров. Теперь уже без закладок, которые делали для него Дмитрий и отец Августин. Вскоре Андрей подумал, что уж лучше бы он не лез в эти дурацкие книги.

По натуре своей Сиверцев был совершенно чужд либерализма. Не смотря на своё безграничное свободолюбие, он был внутренне очень жёстко структурирован. Всё в нём было устроено на принципах неукоснительной иерархии: и система ценностей, и система взаимоотношений с людьми. Потому, наверное, идея Ордена так хорошо легла на его душу. Но книги про тамплиеров, которые он теперь читал, все как одна были пропитаны заразой либерализма. Орден хвалили в основном за религиозное свободомыслие, впрочем, если и ругали — за то же самое. Андрея болезненно поразила откровенная враждебность всех православных источников по отношению к тамплиерам, а восхищались Орденом, как правило, явные враги ортодоксальной христианской веры. Масоны, по словам отца Августина столь враждебные Ордену, везде изображались духовными детьми тамплиеров. Значит, любой православный был просто обязан относиться к тамплиерам враждебно.

«Куда же я попал? — думал Андрей — Что тут за христиане? Масонов поругивают, а сами-то не к масонам ли принадлежат?».

Он стал всё больше внимания обращать на обилие римско-латинской обрядности во время орденских богослужений и спрашивал себя: «А если они тут синтетическую веру создают, чтобы все религии объединить? Они очень похожи на экуменистов».

Едва узнав, что такое экуменизм из самостоятельного чтения книг, Андрей сразу же внутренне от него отрёкся. Идея объединения всех религий была совершенно неприемлема для его ортодоксальной натуры. Он решил, наконец, спустя много месяцев, поговорить с отцом Августином, дождавшись, когда службу будет вести его дражайший отче.

Отец Августин выслушал его сомнения с несвойственным ему суровым видом и обронил несколько слов, как несколько камней:

— Одно только мне скажи, Андрюша: ты послушник или ослушник? Кто тебя благословил эти книги читать?

— Но разве я, отец Августин, ослушался хоть одного из ваших распоряжений? Разве вы запрещали мне читать книги?

— Не запрещал. Но и не разрешал. И ты решил руководствоваться своим разумом. Это плохо. Это очень плохо.

Андрей с тоской подумал о том, что все эти месяцы сердился на отца Августина за то, что тот оставил его без духовного руководства, и сейчас он воспринял выговор священника, как совершенно ненезаслуженный:

— Вы же сами, отче, бросили меня на произвол судьбы, точнее — на произвол Зигфрида, а к нему обращаться по духовным вопросам я не усмотрел ни малейшего смысла.

— Не усмотрел? Ты очень зоркий? — отец Августин был по прежнему суров, и его суровость отнюдь не выглядела показной. — Решил мне выговор сделать? Хорошо, отвечу на твои обвинения: я решил оставить тебя без руководства, чтобы посмотреть, к чему ты склонишься по своему собственному разумению — к своеволию или к тому, что бы на каждый шаг благославения спрашивать? Разве ты не имел возможности подойти ко мне и спросить, что тебе следует делать, а чего не следует? Пойми, капитан, (батюшка впервые так к нему обратился) здесь — не армия, где тебе чихнуть не позволят без приказа. Здесь Орден. Здесь свобода. В определённых рамках ты можешь делать всё, что захочешь. А если не сумеешь разумно своей свободой распорядиться, значит ты не наш, не орденский, и тебя здесь не будет.

— Грешен, отче, каюсь. Поверьте, я всё понял.

— То-то же, — отец Августин сразу смягчился, — Хотя, конечно, понял ты ещё далеко не всё. Наплачемся мы с тобой Андрюшка, ох наплачемся. Хорошо хоть сейчас ко мне пришёл, а то не быть бы тебе в Ордене.

— Выгнали бы?

— Нет, зачем же. Ты сам ушёл бы. Обвинил бы нас во всех смертных грехах и ушёл.

— Я от этого далёк.

— Ты к этому близок! И не спорь, а то совсем рассержусь, — отец Августин шутливо потрепал Сиверцева за ухо. Теперь батюшка был как и всегда иронично-весел. — Ладно, давай с твоими масонами разбираться. С дураками несчастными. Скажи мне, с чего ты взял, что между средневековыми тамплиерами и современными масонами существует ну хоть какая-нибудь связь?