Сергей Катканов - Рыцари былого и грядущего. Том I

Радостным, ликующим весельем наполнились сердца пилигримов, когда с холма они увидели едва различимые в дымке стены Иерусалима. Одни принялись подпрыгивать, выкрикивая что-то невнятное, но чрезвычайно радостное, другие, широко распахнув объятья, обнимались словно были Иерусалимом друг для друга, иные, падая на колени, протягивали руки к Святому Граду, изливая в рыданиях всю немыслимую горечь пути сюда. Самые уравновешенные из пилигримов сосредоточенно молились в сторону Иерусалима — без широких жестов и громких выкриков — счастье читалось только в их глазах. И среди этих последних были два цистерианца.

Не только с простодушными богомольцами, но и с опытными монахами произошло то же, что всегда происходило со всеми паломниками — туманный образ Святого Града на горизонте совершенно расслабил их души, за какую-то минуту выветрив ощущение опасности, которое сопровождало их всю дорогу, как будто теперь они уже находились под защитой самого Иерусалима. С беззаботной открытостью паломники бросились к источнику, который виднелся неподалёку в зарослях кустов. У Роланда шаг был шире, чем у других, он первым достиг воды — плеснул себе в разгорячённое лицо прохладной влаги, сделал из пригоршни несколько долгих глотков.

В это мгновение за спиной послышались крики, топот и ещё несколько очень характерных звуков — свист клинка, рассекающего воздух, Роланд не перепутал бы ни с чем. За криками ужаса тот час послышались вопли боли — всё это в несколько секунд. Роланд буквально спиной ощутил, что над ним уже так же занесён клинок. Его корпус развернулся быстрее, чем он успел о чём-либо подумать, и рука взметнулась мгновенно, сомкнув железные пальцы на запястье нападающего. Роланд сломал правую руку врага прежде, чем увидел его. Десятилетний перерыв в упражнениях с мечём почти не сказался на его боевой готовности — инстинкты проснулись мгновенно. Роланд был природным воином, его искусство фехтования всегда состояло более из врождённого таланта, чем из выучки и технических приёмов. Навыки затухают, талант — никогда. В доли секунды, перехватив ятаган нападавшего, он чиркнул ему по горлу лезвием с такой непринуждённостью, как будто отмахнулся от назойливо мухи. И сразу же на него одновременно навалились ещё четверо бандитов.

Клинок Роланда мелькал так, что ни один из нападавших не мог к нему приблизиться, но он немного отступал — надо было внушить разбойникам, что инициатива полностью в их руках, после чего его выпады станут совершенно неожиданными и число врагов мигом сократится вдвое. Они не догадываются, что бой идёт по его плану, а потому проиграют. Но в этот момент пришла неожиданная и совершенно неуместная помощь, спутавшая тактику Роланда. Один из противников, к которому он и не прикоснулся, повалился на него — за спиной у поверженного мерзавца раздался пронзительный женский визг — одна из паломниц вонзила в разбойничью спину кинжал и от неожиданного успеха сразу же впала в истерику.

Из-за повалившегося на него трупа Роланд на доли секунды утратил контроль над ситуацией, сразу же получив удар в бок. Ответным ударом он пронзил того, кто нанёс ему тяжёлое ранение и теперь, истекая кровью, остался один против двоих. Отходя по дуге, чтобы поставить противников против солнца, он вдруг увидел, что бой у источника ведёт не только он — на другой стороне поляны лихо орудовал коротким мечём неизвестно откуда взявшийся рыцарь в кольчуге и шлеме. Роланд мог покончить с оставшимися противниками несколькими ударами, намереваясь сразу же броситься на помощь рыцарю, но, постепенно слабея от потери крови, он нанёс решающие удары в состоянии почти бессознательным, сразу же повалившись на труп последнего из своих врагов. Всё исчезло.

К Иерусалиму двигалась странная процессия, весьма напоминавшая похоронную. Восемь оставшихся в живых паломников и оба Жака-оруженосца несли двои носилки, на которых лежали Гуго и Роланд, оба без сознания. Жак Роланда и Жак Гуго в последней фазе боя сыграли решающую роль, прикончив оставшихся бандитов, иначе их господа, уже почти выиграв бой, были бы сейчас мертвы. Потом Жаки организовали транспортировку, действуя так слаженно, как будто знали друг друга всю жизнь.

Едва они вступили на улицы Иерусалима, как остановились и стали озираться, не зная, куда дальше нести раненных и наспех перевязанных господ, которым теперь срочно требовалась помощь лекаря. Не успели они решить, кому бы задать этот вопрос, как к ним приблизился благообразный господин в чёрном плаще с белым крестом. Не задавая вопросов, он сказал: «Следуйте за мной».

Очнувшись, Гуго осмотрелся в неизвестном ему помещении. Кругом всё было очень чисто — стены беленые, пол тщательно выметен. Комната очень маленькая, здесь стояли только две кровати. На второй лежал тот самый лихой монах, с которым они вместе сражались у источника. Его глаза, подернутые дымкой душевной боли, были открыты. Гуго тихо спросил:

— Кто ты, храбрый служитель Господа?

— Монах Роланд из Сито.

— А я — Гуго из Пейна.

— Значит, мы оба с тобой — шампанцы?

— Похоже, что так.

Гуго не знал, о чём ещё спросить, а Роланд вопросов не задавал. Они молчали. Гуго был младше Роланда на 11 лет и по натуре своей был куда более темпераментным, горячим, нетерпеливым. Он не мог долго молчать, ему хотелось поближе познакомиться с новым товарищем. Подумав, как продолжить разговор, он трепетно провозгласил:

— Господь оказал нам великую милость, брат Роланд, даровав спасение в таком бою, из которого не было надежды выбраться живыми.

— Это так, брат Гуго, — по монашеской привычке Роланд назвал рыцаря братом, что явно польстило де Пейну.

— Я, брат Роланд, хоть и не монах, но мы теперь с тобой действительно братья. Господь послал нас друг другу для спасения. Если бы не ты — меня убили бы. Если бы не я — ты тоже был бы мёртв.

— Так и должно быть, — тепло, но безжизненно ответил Роланд. Ему был симпатичен этот восторженный юный рыцарь, но поддерживать разговор было очень трудно, и не столько из-за того, что рана сильно болела, сколько потому, что в душе монаха разверзлась пропасть отчаяния.

Гуго это заметил:

— Я вижу, брат, что некое горе мешает тебе радоваться нашему спасению?

— Перед тобой, Гуго, чудовище, утратившее право называться монахом. У меня душа убийцы. Много лет я боролся с этим, но видимо, безуспешно. У источника я покрыл себя кровью, там обнажилась моя подлинная природа.

Гуго печально задумался. Слова Роланда прозвучали для него очень неожиданно. Его мысли, и так пребывавшие в тумане от множества ранений, сразу же спутались. Он понимал, что Роланд — не рыцарь, а монах, и в его словах была некая правота, но одновременно и неправота. Гуго мучительно пытался ухватить ту мысль, по ниточке которой он выберется к истине. В этот момент на пороге появились оба Жака.