Сергей Катканов - Рыцари былого и грядущего. Том II

— Но почему же рыцарско-монашеский идеал в Европе заглох при наличии хороших христиан, а порою и не плохих воинов?

Сэр Эдвард Лоуренс, во всё время разговора слушавший братьев с таким живым интересом, как будто все это объясняли ему, но не проронивший ни слова, подал, наконец, голос:

— Солдатчина, мой друг. Последних рыцарей Европы добивает солдатчина.

— Но разве солдат не может быть хорошим христианином, а христианин — хорошим солдатом?

— Да сколько угодно, — сэр Эдвард невозмутимо поднял бровь. — Солдат только рыцарем стать не может, а Европа уже не в состоянии представить себе военного в ином образе кроме солдатского.

— Да, мы как-то говорили об этом с командором Князевым, но я до сих пор достаточно смутно представляю себе принципиальную разницу между рыцарем и солдатом.

— Это просто. Когда-то власть в Европе принадлежала военной аристократии, сейчас она принадлежит торговой олигархии. Военная аристократия, одухотворённая христианством, выработала идеал благородного и великодушного «защитника вдов и сирот». Это и есть рыцарский идеал, в основе которого — готовность принести себя в жертву, защищая слабых. Торгашам это, мягко говоря, не близко.

— Но торгаши были всегда.

— Безусловно. Только раньше они были подчинены военным, игра в целом шла по благородным воинским правилам. Потом буржуазия захватила власть и теперь военные ей подчинены. Игра идёт по правилам торгашей, первейшее из которых: «Не обманешь — не продашь». Если идеал рыцарской аристократии — защита вдов и сирот, то идеал буржуазии — выжимание из вдов и сирот последних соков с целью личного обогащения. А военные, теперь подчинённые буржуазии, обслуживают её интересы. Вот это и есть солдаты. Не случайно даже слово «солдат» происходит от названия монеты — «сольдо», то есть это человек, воюющий за деньги. Буржуазия платит солдату за то, чтобы он силой оружия обогащал своих хозяев.

— А нам-то всё внушали, что солдат должен Родину защищать, — несколько язвительно заметил Сиверцев.

— А как же иначе, друг мой? Кто же скажет солдату: «Идите и умирайте, чтобы мы стали богаче». Солдатам скажут: «Идите и защищайте Родину». Забудут, правда, объяснить что это такое.

— Но есть же национальные интересы.

— Неужели непонятно, что национальные интересы — это интересы национальной буржуазии? Само понятие «Родина» появилось только в буржуазную эпоху. Сформировав большую армию, буржуазия не может всем хорошо заплатить, тогда надо же чем-то воодушевить посылаемых на бойню. Раньше защищали вдов и сирот, а потом стали защищать Родину, делая вдовами и сиротами женщин и детей. Вам, очевидно, известна чудная шутка американских банкиров: «Война — это ужасная вещь, но это ужасно выгодная вещь». Вот так в процессе войн за обогащение горстки торгашей и вырабатывалась солдатская психология, представления об идеальном солдате. Это человек исполнительный и ограниченный, готовый выполнить любой приказ и не способный самостоятельно оценивать смысл войны. Недостаток жалования всегда готовый восполнить нерассуждающей верой в лживую пропаганду. Солдаты впитывают качества правящего сословия, то есть торгашей, и становятся воплощением хамства, ограниченности и жестокости.

— А как должно быть?

— Позволю себе цитату: «Мир традиции толкует жизнь, как извечную борьбу метафизических сил: небесных сил света, порядка с одной стороны и тёмных, подземных сил хаоса и материи с другой стороны. Традиционный человек должен был вступить в эту битву и одержать победу одновременно и на внешнем, и на внутреннем уровне. Внешняя война считалась подлинной и справедливой, если она отражала борьбу, идущую в мире внутреннем. Это была битва против тех сил и людей, которые во внешнем мире имели те же черты, которые необходимо было подавить и обуздать внутри себя».

— Что-то медленно въезжаю.

— Поясню. Изнутри человека разрушают грехи, и любой человек обязан бороться, сражаться в первую очередь с собственными грехами.

— А во внешнем мире он должен сражаться с носителями греха?

— Совершенно не так! — Лоуренс неожиданно жёстко взвился. — Такое понимание принципиально недопустимо и даже порочно. Вы поймите, мистер Сиверцев — все люди до единого в той или иной мере — носители греха. При этом определять, какой человек более греховен, и в какой группе таких великих грешников больше — само по себе грех. Об этом может судить только Бог. Мы сами великие грешники, и если мы обнажаем меч против тех, кого считаем худшими христианами, чем мы, значит, мы уже перестаём быть христианами. Но! Есть сторонники и распространители таких мировоззренческих и государственных систем, в основе которых лежит зло, грех, как норма жизни. Например, русский большевизм. В основе большевизма лежит воинствующий атеизм, отвержение любой религии и в первую очередь — христианства, изгнание Бога из человеческой жизни. Поэтому война Белой Гвардии с большевизмом была священной, оправданной войной. Дело не в том, что красные были бо льшими грешниками, чем белые. Иной красный романтик мог быть духовно чище, чем иной белый головорез. Но большевизм, как система, был духовно погибелен для миллионов людей, а потому война с большевизмом была правильной с нашей точки зрения.

— То есть правильная война ведётся не с носителями греха, а с его распространителями, ради того, чтобы уберечь людей от влияния духовно погибельных систем?

— Совершенно верно. Когда вы говорите такие слова, мистер Сиверцев, мне кажется, что я люблю вас, — Лоуренс улыбнулся иронично-доброжелательно, но почему-то очень грустно. Андрей ответил ему такой же улыбкой.

— Теперь я окончательно понял, почему белые проиграли, — сказал Андрей. — Они не осознавали свою борьбу, как священную войну ради защиты христианства. Белые в большинстве своём были носителями либерального, то есть так же безбожного мировоззрения. Невозможно без Бога выиграть войну с безбожниками.

— Вполне возможно, что и так, мой друг, — вставил слово отец Августин. — Но пути Господни неисповедимы. Белые могли проиграть, даже сражаясь во славу Христову. Господь не обещал своим слугам, что они всегда будут побеждать на земле, Господь обещал им Царство Небесное.

— Значит, мы всегда побеждаем! — заключил Андрей.

— Если мы успешно ведём внутреннюю войну с собственными грехами, и если наша внешняя война действительно является, отражением внутренней, её продолжением.

— Сейчас вспомнил, как Зигфрид цитировал мне бельгийского эсэсовца Леона Дегрелля: «Это была война романтиков и идеалистов с двумя типами материализма: либеральным и марксистским». Если так, значит это тоже была правильная война со стороны немцев?