Сергей Катканов - Рыцари былого и грядущего. Том II

Хасан всегда чутко чувствовал фальшь, и сейчас ему сразу же стала очевидна фальшь его рассуждений. Будь имам Иоанном или кем-нибудь другим, но искать его надо было не в Эфиопии, а в собственном сердце. Сердце же Хасана всегда было пусто. Неужели именно поэтому молчал Махди? Кажется, у христиан есть интересные мысли на эту тему. Хасан уснул уже на рассвете с «Новым заветом» в руках.

Пришёл Рашид. Может быть, это их последняя встреча. Сегодня они будут говорить о самом главном.

Учёнейший измаилит, низко кланяясь повелителю Аламута, поднёс ему красиво украшенный свиток.

— Что это?

— Ваша родословная, мой повелитель. Путём сложных изысканий мне удалось установить, что вы ведёте свой род от самого Мухаммада ибн Измаила, а это значит, что вы есть истинный имам — повелитель Космоса, первый после Аллаха.

Хасан развернул свиток, пробежал глазами по строкам. Полный бред. Неужели они думают, что его можно прельстить такой дешёвкой? А ведь многие правители прельстились бы. Но он — не «многие». Хасан один. Они не понимают этого. Учёный глупец, сам того не подозревая, нанёс Хасану тяжёлое оскорбление, приравняв его к обычному султану, жадному до незаслуженных восхвалений.

Хасан небрежно уронил свиток в чашу с водой, стоящую на столе. Потом сказал учёному:

— Возьми и читай.

Тот взял мокрый свиток и растерянно смотрел на чернильные разводы.

— Что же ты молчишь?

— Вода всё смыла, повелитель.

— Неужели? Значит, у меня больше нет родословной? Но вот я перед тобой — всё тот же. От меня не убыло.

— Но если повелитель позволит.

— Молчи. Запомни и передай всем: я лучше буду любимым слугой имама, чем его незаконным сыном. Ступай.

Оставшись один, Хасан долго не находил себе места. Такое не часто с ним случалось. На следующее утро он велел позвать к себе самых близких соратников и начал без предисловий:

— За кого люди считают меня?

— Многие думают, что ты — Махди, имам, вернувшийся из сокрытия, для того, чтобы наполнить землю справедливостью, — сказал Хусейн Каини.

— Но ведь вы знаете, что это не так?

Все согласно кивнули.

— Кем ещё меня называют?

— Говорят, что ты сторонник Низара, сына покойного халифа ал-Мустансира, — сказал Умид.

— Но ведь Низар давно мёртв. Он и на год не пережил своего отца.

— Не все верят, что он мёртв, иные полагают, что ты скрываешь его в Аламуте. Нас уже начали называть низаритами.

— Что за чушь? Низар был ничтожеством, пьяницей, пылью на ветру. Или я представитель пыли, которая к тому же давно развеялась? Что ещё говорят?

— Кто-то считает тебя самозванцем, который незаконно присвоил себе право говорить от имени скрытого имама, — выдал бесстрашный Бузургумид.

Хасан усмехнулся.

— А за кого вы считаете меня?

— Ты — худджа — представитель скрытого имама до его пришествия, — Бузургумид сказал это спокойно и по-деловому, словно доложив о том, что в Аламут доставили сто мешков пшеницы.

Хасан посмотрел на своего полководца с благодарностью. Простой, малообразованный Бузургумид обладал удивительными способностями и никогда не забывал ни одного слова, сказанного повелителем.

— Ты прав, Бузургумид. Но не хотите ли больше узнать о том, кто я?

Несколько пар глаз впились в своего повелителя.

— Я — глас вопиющего в горах. Я призываю сделать прямыми пути имама к тому времени, когда он придёт. Я — всего лишь даи, но я истинный даи. Даи привлекает людей к сокровенному учению имама. Даи устанавливает духовную связь между имамом и его сторонникам.

— А ты, повелитель, разговариваешь с имамом? — за всех спросил Бузургумид, имевший смелость спрашивать.

— Ты спрашиваешь о сокровенном, о запретном. Тебе достаточно верить в то, что волю имама ты можешь узнать только через меня. В чём эта воля, я не раз говорил вам и ещё скажу. Мы должны наращивать силу, которая позволит установить праведное правление имама на земле. Мы должны будем распространить власть имама на весь мир. А весь мир сегодня — зловонное болото. Люди копошатся, как насекомые, стараясь вырвать друг у друга куски богатства и власти пожирнее, люди трусливы, мелочны и ничтожны, они не хотят думать о высоком. Пока такие люди наполняют весь мир, имам не захочет себя открывать. Куда придёт имам? Даже Каир, где правят наши братья-измаилиты — грязная помойка, столица ничтожества. Что уж говорить про города язычников. Где же имам найдёт опору? Где та точка, с которой он начнёт завоевание мира? Здесь, в Аламуте. Сюда придёт имам, потому что здесь он найдёт чистых сторонников, которые не заботятся о мелочном и готовы отдать за него жизнь, ни секунды не раздумывая.

— А если имам до сих пор не пришёл, значит, мы ещё не всё подготовили к его приходу? — спросил Хусейн Каини.

— Правильно мыслишь, Хусейн. Но понимаешь ли ты, что значит хорошо подготовиться к приходу имама? Может быть, государство, которое мы создали для имама, ещё не достаточно крепко и устойчиво? Нет, уже достаточно. Может быть, в Аламуте, Лимиссаре и Кухистане недостаточно чисто? Нет, у нас везде порядок. А вот сердца наши недостаточно устойчивы и чисты. Все ли наши люди полностью победили страх смерти и избавились от мелочных страстишек? Все ли помыслы наших людей направлены только к имаму? Сердца готовьте! Очищайте их от всего земного. Вы поняли?

Слова Хасана произвели на его соратников страшное впечатление. Под взглядом жёлтых глаз, в которых, кажется, и впрямь не было ничего земного, они почувствовали себя полными ничтожествами. Но каждый знал — они перед лицом такого величия, какого нет нигде на земле. Они были угнетены и счастливы одновременно.

Наконец Бузургумид решился спросить:

— Значит, халиф ал-Мустансир не был имамом?

— Плохой вопрос. Какое тебе дело до того, кем был человек, которого больше нет?

— А халиф Мустали?

— Мустали — не имам. Вы не о том спрашиваете. Зачем гадать, кто может быть скрытым имамом? Он из рода Али — это известно. Он подчинит себе весь мир — это так же известно. Он придёт к нам. Больше некуда. А чьим сыном он будет. Аллах знает об этом лучше.

Всё было не так, как представлял себе Рашид. Теперь он понял главное: дело не в доктрине Хасана, дело в нём самом. Этот человек обладал потрясающей способностью к подчинению чужой воли. Он был живым воплощением неземной власти. Только в этом и заключалось объяснение его невероятных дел. И всё-таки Рашид спросил о том, о чём собирался:

— А вот доктрина «талима», которую вы, повелитель, гениально усовершенствовали. Если честно, я не смог в ней разобраться. Не могли бы вы объяснить?

— Талима. Ты не очень устал, летописец?

— Рядом с вами никто не чувствует усталости.

— А потом падают замертво.