Сергей Катканов - Рыцари былого и грядущего. Том II

Героическая песнь «Фьерабрас» описывает покрытые золотом статуи мусульманских богов: Первагана, Аполлеса и Марса. В «Песни о Ролланде» мусульманский эмир Балиган заявляет о своём почитании мусульманских богов — Магомета, Аполлена и Первагана. Винсент из Бове и другие средневековые авторы охотно рассказывают про мусульманский культ богини Венеры.

Надо ли объяснять, что мусульмане не давали ни малейших поводов к тому, чтобы подозревать их в многобожии. Средневековые писатели резвились, как дети, выдумывая различных мусульманских богов, и сами же этим сказкам верили, и никто в Европе не сомневался, что мусульмане — идолопоклонники и многобожники. Логика была примерно такой: если мы воюем с мусульманами, значит они язычники, потому как с кем же ещё и воевать христианам, как не я язычниками.

Поразительным было полное отсутствие интереса к реальному исламу и миру ислама даже со стороны богословов. Последние, так же как и сочинители «героических песней», описывая ислам, просто игрались со своими фантазиями. Беда Достопочтенный писал, например, что сарацины являются потомками Агари, египетской наложницы Авраама, но они приняли имя Сары, законной жены Авраама, чтобы скрыть своё незаконное происхождение. От такой «этнографии» дурно делается. Арабы действительно, согласно Библии, являются потомками Агари, но ни они и ни какой-либо другой мусульманский народ никогда не называли себя сарацинами. Эту кличку по глупости дали мусульманам сами же крестоносцы, после чего многомудрый богослов изощрённо объяснил европейскую глупость мусульманской хитростью.

Неужели европейские христиане ни сколько не пытались понять ту веру, которую объявили подлежащей истреблению? Да вроде бы и пытались. Клюнийский аббат Петр Достопочтенный даже заказал для себя перевод «Корана» на латынь, но не похоже, что это пошло ему на пользу. В своём сочинении «Против секты сарацин» аббат писал о том, что ему самому непонятно, является ли ложное учение ислама ересью, а его последователи еретиками, или же их следует считать скорее язычниками. Где уж понять. Даже под микроскопом в исламе невозможно обнаружить ни малейших признаков язычества. Если же анализировать не сам ислам, а европейские сказки на эту тему, тогда и правда возникают затруднения. Среди мусульманских народов Петр называет турок, арабов, сарацин. Значит, он не считает, что «сарацины» — кличка всех мусульман, полагая их неким особым народом. После этого о чём ещё говорить?

О, Петру Достопочтенному было что сказать. Он утверждал, что Мухаммад своими проповедями предоставил Сатане треть человечества, отторгнув от Христа и подчинив власти дьявола. Это, мягко говоря, богословское мнение можно считать ключом к пониманию религиозной психологии крестоносцев и объяснением всех прочих небылиц об исламе. Не богословие заставило взяться за меч, а меч породил богословие. Не потому всколыхнулась вся Европа, что мусульмане — исчадья ада, а наоборот: поскольку всколыхнулась вся Европа, значит мусульмане исчадья ада.

Первый крестовый поход был предприятием неслыханным по своей грандиозности, и это само по себе породило у франков представление о том, что религиозная цель похода соответственно столь же грандиозна, глобальна. Защищать восточных христиан от наскоков каких-то там еретиков, которые верят в того же Бога, что и христиане? Это слишком мелкая цель, которая может стать поводом для небольшой локальной войны. А тут весь христианский мир всколыхнулся и дружно двинулся на врага — средство столь крайнее, что и враг должен быть, соответственно этому средству, самым страшным изо всех, какие только бывают в мире. Тут уж на роль врагов не подходят «почти христиане», они должны быть служителями самого сатаны. Потому-то мусульманам так легко приписывали всё самое отвратительное, что только бывает в религии. Знали, что не ошибутся — служителям сатаны непременно должны быть присущи все мерзости, какие только существуют. Потому мечети с такой лёгкость называли «diabolicum atrium» — обиталище дьявола, не имея склонности вдаваться в богословские детали.

Если мы стреляем из пушки — враг не может быть воробьём. Если мы на кого-то сбросили атомную бомбу, враг просто обязан быть носителем всех существующих в мире пороков. Европа сама себя загипнотизировала. Вспыхнув небывалым религиозным рвением, Европа была столь поражена собственным рвением, что нашла ему лишь одно объяснение — приблизилась последняя битва добра и зла. Ведь шли-то в Святую Землю, которая будет сценой окончательной битвы Христа и Антихриста. Ожидание конца времён и последней битвы с Антихристом было свойственно времени первого крестового похода. А в эпоху глобального катаклизма можно уже не щадить ни себя, ни врагов.

Говорят, Бернар Клервосский провозгласил формулу: «Крещение или смерть». Он полагал, что язычникам лучше умереть, чем жить во грехе. Если только на святого Бернара не наговаривают лишнего, так надо признать, что это совершенно нечеловеческое, по сути — антихристианское богословие. Сиверцев печально вздохнул над этим трагическим заскоком любимого им Бернара. Любить — не значит разделять заблуждения.

Запад, Запад. Вечно увлекающийся, склонный к экзальтации, не знающий духовной трезвости. Создающий в своём воображении грандиозные картины, а потом позволяющий этим картинам собой управлять. Сиверцев по-прежнему очень любил крестоносцев-идеалистов, погибавших за Христа, но невозможно было, глядя правде в глаза, видеть в первом крестовом походе один только чистый и незамутнённый порыв святости. Слишком много было экзальтации, а отсюда — много жестокости, очень уж хотелось сразиться с войском самого дьявола, так хотелось, что на роль сатанинского воинства вполне подходили любые враги.

Попытки понять ислам как можно глубже и серьёзнее, честнее и объективнее, так измучили Андрея, что он уже пожалел о предпринятых изысканиях — мало радости копаться в чужих заблуждениях. Но теперь он окончательно понял, что не напрасно изучал ислам. Нельзя брезговать изучением религии врагов. Богословски безграмотный рыцарь веры легко превращается в ожесточённого фанатика, чего, к сожалению, не смогли избежать многие первые крестоносцы. Нельзя создавать удобный для себя образ чужой веры. Это образ должен быть правдивым, иначе и сражаться будешь не во имя правды, а во славу собственных химер. Легко объявляя всех иноверцев «слугами дьявола», с той же лёгкость самому можно стать игрушкой в дьявольских руках.

Впрочем, мифологизация ислама относится в большей степени к эпохе первого крестового похода. Когда крестоносцы создали на Святой Земле свои государства, и мусульмане стали для них не только врагами, но и соседями, западные авторы проявили достаточно честности и объективности, разбираясь в особенностях ислама.