Наталия Вико - Дичь для товарищей по охоте

Маслина, соскользнув с тарелки, упала на белую скатерть и покатилась, оставляя желтый след. Немирович раздраженно бросил ее обратно.

— Вон, актеры говорят, — продолжил Станиславский, — расходятся после спектакля и сталкиваются с ним у входа в «Эрмитаж»; он, видите ли, торопится на спешные ночные монтировки декораций и освещения! Я вам, Владимир Иванович, прямо скажу, Савва Тимофеевич в театр наш принес не только деньги, но и труд, бодрость и доверие! Давайте же не… — заметив появившегося в зале ресторана Морозова, Станиславский прервался и с улыбкой поднялся навстречу. Немирович неохотно последовал его примеру.

— Прошу прощения, господа! — Савва уселся за стол. — Я прямо с поезда. В Питере был. Заседал. Ох, я вам доложу, и забавный народишко наши чиновники! Так, кажется, и дал бы иногда по голове чем-нибудь тяжелым. Для оживления черт лица.

— Савва Тимофеевич, какая честь! — к столику подбежал хозяин ресторана, невысокий толстяк с вытаращенными от желания угодить глазами, в сопровождении двух официантов. — Какая честь! Что подать прикажете?

Немирович поморщился и, взяв маслину пальцами, демонстративно бросил в рот.

— Голубчик, — Морозов откинулся на спинку кресла, — голоден я, как волк! Кажется, ел в прошлом веке!

— Что прикажете? Икорка, грибочки. Перепелки с брусничкой… — услужливо согнулся стоящий рядом официант с напомаженными волосами.

— Да ладно уж с ними, перепелками, — усмехнулся Савва, — их еще ловить надо…

Хозяин ресторана снова округлил глаза, выказывая преданность и готовность немедленно лично заняться отловом деликатесных птиц.

— … а я — жуть, как голоден! — продолжил Морозов. — Вот что…

Официанты встали в стойку, показывая высочайшую степень готовности к исполнению любых прихотей столь уважаемого гостя.

— …несите макароны с икоркой. И соуса, соуса не забудьте! — Савва положил салфетку на колени, сложив треугольником. — А гастрономический разврат в другой раз организуем! — громко сказал вслед уже удаляющимся официантам и, бросив веселый взгляд на хмурого Немировича, понимающе улыбнулся Станиславскому.

— Значит так, господа хорошие, пока суть да дело, — Савва провел рукой по уже начинающей седеть голове, — давайте о нашей «Снегурочке». Репетиции идут?

Станиславский кивнул.

— Отлично. Фонари и стекла для изображения облаков и восходящей луны я выписал из-за границы. Обувь для действующих лиц вначале хотел привезти из Пермской губернии, где мое имение, но теперь поручил купить ее в Архангельске. Я еще раз перечитал пьесу и кажется мне, что стиль русского севера более подходит для задуманного вами сказочного действия.

Немирович вздохнул и красноречиво посмотрел на Станиславского.

— Что еще? — Морозов будто и не заметил взгляда. — Перед отъездом в Санкт-Петербург я осмотрел состояние помещения «Эрмитажа». Что я вам могу сказать, Владимир Иванович? — обратился он к Немировичу, сидевшему как нахохлившаяся птица.

— Надо перед премьерой обновить покраску стен, опустить пол сцены, переделать рампы, изменить размещение стульев, — Морозов отпил глоток воды из бокала, — ну, кажется мне, это основное.

Немирович закашлялся, торопливо прикрыв рот салфеткой. В глазах Станиславского промелькнула усмешка.

Перед Саввой поставили тарелку дымящихся макарон с горкой черной икры в середине. Он с наслаждением принюхался, перемешал макароны с икрой, полил сверху розовым соусом и бросил веселый взгляд на Станиславского.

— Да вы не беспокойтесь, Константин Сергеевич. Успеем. Всех на ноги поставим, ночами работать станем, а к премьере все будет, лучше быть не может! — С удовольствием принялся за еду.

— Ну и аппети-иты у вас, Савва Тимофеевич! Пугающие, прямо скажем… Во всем! — покачивая головой, нараспев сказал Немирович.

— А вы не пугайтесь, любезный Владимир Иванович! — Савва оторвался от еды. — Когда одно общее блюдо готовится, без аппетита никак нельзя, иначе все пресным получится да невкусным. Чувство голода, оно ведь у каждого свое, — подлил в блюдо еще соуса, — у кого до куска хлеба, у кого до перепелочки, а у кого — до дела, до творческой его сердцевинки!

— Не зна-а-ю… — протянул Немирович, откинувшись на спинку кресла. — Мне одно известно: сытый никогда голодного не уразумеет!

— Верно. А голодный — сытого! — весело парировал Морозов. — А посему, позвольте, Владимир Иванович, еще маслинок вам заказать? Вы ведь большой их любитель, как я успел заметить…

Станиславский опустил глаза. Уголки его рта подрагивали от едва сдерживаемого смеха.

— А-а! — махнул рукой Немирович. — Заказывайте. Заказывайте, что хотите! Что с вами сделаешь? С вами, не захочешь, а съешь.

— Ну, вот и пришли, наконец, к согласию! — обезоруживающе улыбнулся Станиславский и, наклонившись к Морозову, шепнул:

— Жизнь-то как хороша, Савва!

— Хороша, Костя! Немыслимо хороша! — ответил тот, глядя на Станиславского счастливыми глазами…

— Ехать тебе, Зина, надобно, он совсем голову потерял!

Зинаида, занятая вязанием ажурного полотна, казалось, и не слушала вовсе сидящего напротив нее на веранде в плетеном кресле-качалке Сергея. Только после последних слов крючок в руках замелькал быстрее.

— Он, представь, превратил сад и весь дом в мастерскую для экспериментов. В зале не пройти — кругом одни приборы. У него, видите ли, световые пробы.

Крючок в руках Зинаиды вновь начал двигаться неторопливо.

— Зинаида Григорьевна! — к ней мелкими шажками подошла невысокая женщина с фруктовой вазой в руках.

Крючок в руках Зинаиды замер. Она подняла голову, вопросительно глядя на Варвару Михайловну — всеобщую любимицу, главную над всевозможными гувернерами, нянями и боннами, которым было доверено растить младших Морозовых.

— Прощения прошу. Вы желали с Тимошей поговорить перед тем, как он заниматься начнет. [11] Старший сын Морозовых. Окончил математический факультет Московского университета, являлся попечителем Коммерческого училища (в последствии — Плехановский институт), входил в совет общины Рогожского кладбища и построил при нем двухэтажную школу. Был расстрелян в 1921 году. Имел трех сыновей. (Адриан — погиб в автомобильной катастрофе в 31 год, Павел — умер в возрасте 25 лет, Савва — скончался в 1995 году. Написал книгу «Дед умер молодым»).

— Позже, Варвара Михайловна. Я помню. Сейчас, видите, гость у меня.

— Как скажете. — Женщина поставила на столик вазу с фруктами и вышла с террасы.

Из открытых окон особняка доносилась музыка. Тимоша старательно разучивал утомительные гаммы.

— Продолжай, Сергей, я слушаю, — Зинаида снова принялась за вязание.

— Я в сад вышел, чуть не упал, потому как споткнулся о толстенный кабель, который Савва протянул от будки электрической. Представь, Зина, кругом софиты, прожектора. Люди какие-то копошатся. А в ванную вообще не войти — вонь страшная! — наморщил он нос. — У него там химическая лаборатория. Говорит, вспомнил свои патенты, теперь лаки разных цветов делаю, покроем ими лампы и стекла, такое освещение на сцене будет, нигде такого нет! — И это — наш- то Савва! Мануфактур-советник! А вся труппа тем делом в отпуске пребывает! Отдыхать изволят! — возмущенно добавил он.