Наталия Вико - Дичь для товарищей по охоте

— А вы не боитесь, Олег Николаевич, что им не понравится те, кого они увидят?

— Боюсь. Но мы — исправимся, — грустно улыбнулся он. — И непременно станем лучше. Непременно! Иначе и быть не может…

«…мануфактур-советник с бритым черепом…»

«…экзальтированная особа по имени Наталья Вико…» «…экстаз самообожания…» «…образчик дилетантской манерной женской прозы…» «…Название книги, как вы понимаете, родилось именно отсюда. Оказывается, где-то что-то на эту тему написал Горький. Типа: „Я заказал Сене дичь…“» «…фильм с безыскусным заголовком „Савва Морозов“…» и т. д.

Это о Савве Морозове, обо мне, книге, документальном фильме… и о себе… — корреспондент(ка) газеты «Новые Известия» в отчете о юбилейном вечере…

Через несколько дней после выхода книги, приехав на дачу, я открыла окно, чтобы проветрить кабинет. В гостиной зазвонил телефон. Положив книгу о С. Морозове на подоконник, я вышла. А когда вернулась — увидела белого голубя, который, наклонив головку, сидел на книге, будто пытался заглянуть внутрь черными бусинками глаз…

В течение трех дней голубь то улетал, то снова возвращался на отлив у окна кабинета. И даже позволил себя сфотографировать…

Скажете мистика? Возможно. Но ведь мистика — всего лишь то, что неподвластно рациональному человеческому разуму…

А одной тайной в истории, все-таки, стало меньше! Во всяком случае, для меня самой…

— Как мне надоел дождь, Савва, кабы ты знал! Поливает, будто осень на дворе. Тоску навевает!

— Зинаида, голубушка моя, такой дом тебе построил, вся Москва только о нем и говорит, а ты еще смеешь о тоске рассуждать? — коренастый мужчина средних лет смотрел смеющимися глазами. [1] О роскошном особняке С. Т. Морозова на Спиридоновке (в настоящее время — дом приемов МИД РФ), который правильнее называть — особняком Зинаиды Морозовой, т. к. дом был оформлен на ее имя, ходили легенды. Однажды адъютант Московского Генерал-Губернатора сообщил С. Т. Морозову о желании Великого князя Сергея Александровича осмотреть особняк, о котором столько говорят в Москве. «Так он хочет именно приехать осмотреть мой дом? — уточнил Савва Тимофеевич. — Что ж. Милости просим». Когда Великий князь приехал, с чудом архитектуры его знакомил мажордом. Самого Саввы Тимофеевича дома не было, что привело Сергея Александровича далеко не в лучшее расположение духа. «Ну, так видеть — то хотели не меня, а мой дом… Так что не обессудьте…» — пояснил потом Морозов.

— А тебе не приходило в голову, Саввушка, что я могу просто по тебе тосковать? Ты вечно пропадаешь по своим делам, а мы с детьми только то и делаем, что вспоминаем, когда видели тебя в последний раз. Вскорости забудешь, как выгляжу! — повернувшись к зеркалу, Зинаида привычным движением заколола шпилькой темные волосы и довольно глянула на свое отражение.

— Да уж, забудешь, как же! — Савва порывисто обнял жену. — Не для того, наверное, тебя у племянника увел! [2] Зинаида Григорьевна Морозова (урожденная Зимина) в 17 лет вышла замуж за Сергея Викуловича Морозова — племянника С. Т. Морозова, который был старше ее на семь лет. Муж вскоре отошел от работы в Товариществе «Викула Морозов с сыновьями», и начал вести праздный образ жизни — женщины, карты, скачки, охота. Однажды, проявив своенравный характер, Зинаида Григорьевна пришла на бал в клуб Никольской мануфактуры одна — муж накануне уехал на охоту, и попала под опеку Саввы Тимофеевича Морозова. С этого дня начались их тайная переписка и встречи. Савва, серьезно увлекшийся Зиночкой, стал настаивать на ее разводе с мужем, и 26 января 1887 года брак Зинаиды Григорьевны и Сергея Викуловича был расторгнут. Влюбленные начали встречаться открыто. Для старообрядческого клана Морозовых происходящее стало настоящим позором. Однако, заявление Саввы о том, что они ждут ребенка и решили пожениться, вынудило его родителей дать согласие на брак. В год свадьбы Зинаиде был 21 год, Савве — 26.

— Пусти! Все кости переломаешь! — шутливо хлопнула она мужа по спине. — Силища-то какая! Пусти, говорю!

Савва нехотя разжал руки и, уже отходя в сторону, подхватил со столика, инкрустированного светлым деревом, томик в кожаном переплете.

— Никак Пушкина читаешь? — поинтересовался он, перелистывая страницы.

— Перечитываю. Ты-то всего Пушкина наизусть знаешь, а у меня в голове свободного места уж не осталось. Все, куда ни глянь, хлопоты да дела. Суета одна, ей Богу!

Заметив, как Савва, захлопнув книгу, прикоснулся к серебряной цепочке, явно намереваясь вытянуть часы из кармана жилетки, Зинаида замолчала.

— Так что ты говорила? — Савва отпустил цепочку и, неловко повернувшись, едва не опрокинул с подставки вазу с фарфоровыми цветами. Заметив укоризненный взгляд жены, недовольно поморщился. Россыпь фарфоровых безделушек, заполнивших дом, была предметом его раздражения. У Зинаиды, определенно, отсутствовало чувство меры. Спальня из карельской березы с бронзой, мебель, покрытая голубым штофом — куда ни шло, но обилие фарфора, из которого были сделаны стоящие на столиках вазы, бесчисленные крохотные статуэтки и даже рамы зеркал — очевидный признак тщеславия и дань показной роскоши — пошлой и чрезмерной. Сам он, напротив, предпочитал строгий английский стиль во всем — и в одежде и манере поведения. Любовь ко всему английскому появилась еще в молодости, когда, закончив физико-математический факультет Московского университета, уехал изучать химию в Кембридж, где стал специалистом по красителям, и получил даже несколько патентов за изобретение. Ему нравилась английская обязательность, деловая хватка, неспешность в поведении и сдержанность в проявлении чувств. Глядя, как ревниво охраняют англичане все, связанное с традициями и собственным внутренним миром, он невольно сравнивал их с русскими, которые являли собой нечто противоположное. Распахнутая незащищенность расточительной русской души, право же, не лучшее свойство ее владельца.

— Зинаида, начала, так договаривай. А то мне уже ехать пора, — он аккуратно положил книгу на столик рядом с вазой.

— Да ты смеяться будешь, коли скажу, — с сомнением глянув на Савву, она машинально поправила вазу и взяла томик Пушкина, ласково проведя по обложке пальцами, украшенными массивными золотыми кольцами и перстнями.

— Я, знаешь ли, — смущенно склонив голову, она опустилась в кресло у окна, — только не смейся, пожалуйста! Я … гадаю по нему.

— Что? Как это — гадаешь? Как рыцари-крестоносцы по Евангелию, что ли? — усмехнулся Савва, опять нащупывая в кармашке жилетки часы.