Бенджамин Дизраэли - Алрой

«А голос свыше, что был мне в пещере у Джабастера? А талисман, что греет душу? Уединение и углубленность — веры незыблемой друзья. Шум, легковесность города — ее враги.»

Давид обхватил голову руками, погрузился в размышления. Встал порывисто, уселся у стола, взял дощечку, стал писать.

«Хонайн, этой ночью мысли мои беспорядочно метались, как гонимый царь Давид метался по пустыне Зиф. Господу было угодно возвратить меня на дельную тропу, чтобы продолжить назначенное Им. Я злоупотребил приятной бесцельностью багдадского житья. Не ищи меня напрасно. Прими благодарность мою.»

Обжигающее солнце, раскаленное небо, цепляющиеся друг за друга черные горы, манящие ущелья, пропасти без дна.

Громады камня и небесного огня, пространства воздуха и пустоты. Природа грандиозна, застыла в величии своем, здесь человек — песчинка или муравей. Вот точка движется. Едва заметная, вверх стремится. Крошечная человеческая фигурка карабкается по каменной тропе. Чем крупнее большое, тем мельче мелкое.

Пилигрим достиг вершины. Плато, усеянное серыми камнями. Не видно ни травинки, ни птицы, ни насекомого. Нет жизни здесь. Ни одна гора вокруг не хмурит сверху свой мрачный лик. «Здесь пусто. Вершина для одного, для того, кто достоин.» — подумал пилигрим, и улыбка довольства мелькнула на усталом лице.

Человек расположился на привал. Трапеза кратка и проста: бобы, дикий мед, вода. Он торопился к цели. Стал спускаться. Оливковые деревья вдоль тропы. Ниже — роща, тень, прохлада. Вот миновал он плодоносный склон, и вдалеке вид города открылся перед ним.

Средь запустенья, безлюдья, диких гор и леса, как дряхлый, одинокий, никому не страшный рыцарь, ощетинился башнями полузабытый древний город.

На высоких каменных стенах чернеют пятна бойниц для лучников. Ворота с подъемными мостами и подвижными железными решетками. По гребню стен мерно расхаживают закованные в латы стражники. Над высокой башней вьется белый флаг с красным крестом. Такого дива прежде не знавал наш пилигрим.

Предводитель изгнания видел пред собой былую столицу отцов. Грусть состязалась с радостью. Забвение для великого — вторая смерть. Но обогащают утраты.

Предстань сие волнующее зрелище — город Иерусалим — перед очами Алроя в начале паломничества, и столь велико было бы ликование, что осчастливленная душа не удержала бы крик восторга, а сердце юное и горячее выпорхнуло бы из груди и взвилось птицей в небеса. Но время и опыт, муки и боль уняли безмерный пыл. Давид смотрел на город царя Давида, торожество с печалью пополам, и видел не чуда дар, но воздаянье по заслугам. Могучие воины-христиане охраняли город. Армии мусульман угрожали ему. Две половины мира сошлись здесь, каждая желает безраздельно владеть Иерусалимом. Половину мира прошел Алрой, чтобы Иерусалим спасти. Как и прежде, неколебима вера его, но испытал уже, что жизнь и люди злее, чем полагал, покидая Хамадан. Уверенный в себе, но все же полный благоговения, Алрой спустился в долину Иосафата, древнего могучего царя Иудеи, напился из источника Силуан, подошел к городской стене, пересек черту ворот и вступил в святой город.

Он спросил стражника, где еврейский квартал, ответа не удостоился. Мимо проходил бедно одетый старик, сделал знак Алрою.

«Что тебе угодно?» — спросил юноша.

«Ты хотел знать, где еврейский квартал. Ты, верно, чужеземец, если думаешь, что франк ответит еврею. Радуйся, что он не обругал и не побил тебя.»

«Обругать меня, побить? Этот жалкий пес…»

«Тихо, Бога ради, тихо!» — испуганно проговорил старик, — «Или ты ссудил деньгами командира стражи, что так смел? Запомни: в Иерусалиме евреи говорят шепотом!»

«Не важно. Не смелость голоса спасет нас. Где наш квартал?»

«Неслыханное дело. Как у франка повадки у тебя. Я спас твою голову от ласки железной рыцарской перчаткой, а ты…»

«Приятель, я устал с дороги. Где наш квартал?»

«Кто тебе там нужен?»

«Главный раввин.»

«У тебя письмо к нему?»

«Тебе-то что?»

«Тихо, тихо. Ты, юноша, не знаешь, что за город Иерусалим. Ты неосмотрителен. Откуда ты?»

«Из Багдада.»

«Иерусалим — это не Багдад. Турок жесток, но христианин — настоящий дьявол.»

«Где наш квартал?»

«Тихо! Тебе нужен главный раввин?»

«Да, да!»

«Раби Зимри?»

«Пусть так. Мне все равно.»

«Ему все равно! Как непочтительно!»

«Старик, ты праздный болтун! Покажи наш квартал и получишь плату, или убирайся!»

«Убирайся, ты говоришь? Иудей ли ты? Возвращайся в Багдад, Иерусалим не для тебя!»

«Твоя седая борода — твое спасение, старый дурак! Продай свой язык, не то он тебя продаст. Я паломник, проделал тяжкий путь, устал и голоден, а ты пустословием потчуешь меня!»

«Пустословием! Иудей не говорит так с иудеем.»

«Веди меня к раби Зимри, или как его там зовут!»

«Или как его там зовут! У нас все знают раби Зимри, главного раввина Иерусалима. Люди говорят, немалой учености он.»

«Жалкий пустомеля! Я трачу время зря с тобой, выживший из ума старик!»

«Болтун! Пустомеля! Выживший из ума старик! Кто ты таков?»

«Твоей головой не постичь. Веди меня к главному раввину!»

«Идти не далеко. Я и есть Зимри.»

«Ты — Зимри? Ученый раввин?»

«Да, это так.»

«О, почтенный Зимри, давай начнем сначала, не поминая старого. Когда великий скрывается под личиной простака, он неизбежно слышит дерзость. Такое случается с халифом, случилось и с тобой. Я рад знакомству с мудрецом. Пусть я молод и не лучшим образом воспитан, но в ближайшую субботу я принесу в твою синагогу много-много драхм. Добрый Зимри, я — твой гость.»

«Низкий на все отвечает грубостью, достойный никогда не груб. Уважаемый юноша, ты, кажется, становишься лучше. Тебе повезло, что я оказался поблизости. Как тебя зовут?»

«Давид.»

«Прекрасное имя. Да, тебе повезло, что я оказался поблизости. Еврей заговорил с франком, к тому же со стражником! Раби Маймон со мной согласится — большая удача, что все обошлось для тебя!»

«Судьба благоволит мне.»

«Несомненно. Идем, это тут, близко. Нас, иудеев, в Иерусалиме мало, но мы верим — лучшие времена впереди.»

«Я тоже верю. Это твоя дверь?»

«Что, бедность? Иерусалим не Багдад. Бедно живем, но ты — желанный гость.»

«Последним, кто видел гробницы царей Израильских, был царь Пиргандикус», — уверенно заявил раби Маймон.

«Когда он жил?» — спросил Алрой.

«О нем упомянуто в Талмуде, а времена не названы», — сказал раби Зимри.

«Это было давно?» — вновь спросил Алрой.

«После изгнания», — ответил раби Маймон.

«Я не уверен. После изгнания — и царь?» — заметил раби Зимри.

«Он был потомком царя Давида?» — спросил Алрой.