Н. Северин - Авантюристы

Наконец кто-то возвестил, что король встал из-за стола. Все, как ужаленные, сорвались с мест и побежали к решетке, чтобы занять позицию, с которой можно было бы лучше видеть, как его величество в сопровождении блестящей свиты будет спускаться с лестницы на крыльцо и как все будет рассаживаться в экипажи, чтобы ехать к месту, где приготовлено угощение на траве, под деревьями. Углов же, пропустив мимо себя весело возбужденную толпу, направился в противоположную сторону, к павильону, где у него должно было произойти свидание с приятелем пастора Даниэля.

Но не столько занимало его это свидание, как вопрос: встретит ли он опять аббата Паулуччи и как поступить, чтобы узнать интересовавшую его тайну, не выдавая себя? В его игре был важный козырь: он знал в лицо своего противника, а этот последний не знал его, но это было все, чем Владимир Борисович мог похвастать, вступая в борьбу: противник его был во сто крат его умнее, опытнее, что всего важнее, он знал про родителей Углова то, чего этот последний не знал и что ему не от кого было узнать.

Размышляя таким образом, Углов прошел знакомым путем по лестницам и переходам в верхний этаж, к двери в апартамент графа де Бодуара. По всем аллеям встречались ему разодетые дамы и кавалеры, спешившие к главному подъезду в сопровождении субреток и лакеев; несших за ними богатые плащи, дорогие шали, кружевные мантильи; бежали туда и по лестницам, по которым поднимался Углов, и так стремительно, с такими озабоченными лицами, что в голове его невольно мелькнула мысль: уж не опоздал ли он на назначенное свидание? Но его часы показывали только половину пятого, и он подумал, что этим людям должно быть очень важно заранее поспеть к подъезду, с которого должен был спуститься король, когда они так торопятся. Точно судьба всей их жизни зависела от того, явятся ли они туда минутой раньше или позже.

Медленно поднимался Владимир Борисович по лестницам и подолгу останавливался в светлых, сквозных залах, с настежь открытыми дверями на террасы, убранные роскошными растениями; стучать в дверь, за которой его, может быть, опять ждала встреча с таинственным врагом, казалось Углову еще рано. Дойдя до нее, он опять взглянул на часы, и, увидев, что до пяти остается минут десять, подошел к окну, из которого часа три тому назад смотрел на красивую пальму, навеявшую на него, Бог знает почему, воспоминания о далеком прошлом.

Теперь здесь было светлее, чем днем. Широкие листья пальмы радостно трепетали под солнечным лучом, заглянувшим сюда мимоходом, между двух остроконечных крыш, а под развесистым каштановым деревом у стены, опершись спиной о ствол, стояла молодая и красивая женщина в белом, с распущенными по плечам черными кудрями. В одной руке она держала книгу, в другой — цветок, который по временам: подносила к лицу, чтобы вдыхать его аромат.

Где видел он эту женщину раньше? Во сне или на картине? Более подходящей обстановки для такого изящного существа невозможно было придумать. На темном фоне зелени она казалась мраморным изваянием, вышедшим из-под резца искусного ваятеля.

И вдруг, точно притянутая взглядом, устремленным на нее из окна, она повернула голову к Углову, и он узнал в ней племянницу госпожи Потанто.

Стремительно подался он назад, с изумлением спрашивая себя, как она попала сюда?

«Как она попала сюда?» — продолжал он спрашивать себя, входя в дверь, которую перед ним отворили при первом его стуке, и проникая за лакеем в кабинет, где ждал его граф де Бодуар, статный, красивый вельможа, с величественными манерами, в придворном кафтане, сверкающем золотым шитьем, орденами и звездами, и в таком огромном напудренном парике, что невозможно было понять, каким образом ухитрится он надеть на голову приготовленную на столе шляпу с перьями.

С приветливой улыбкой ответив на поклон молодого человека, граф сказал, что прочел письмо пастора Даниэля и очень рад познакомиться с агентом цесаревны. Затем, извинившись за краткость аудиенции, он должен был сопровождать его величество короля на прогулку, не приглашая Углова садиться и сам не садясь, он сказал то же, что и пан Казимир: исполнить в скором времени желание великой княгини нет никакой возможности, и мосье Вальдемару придется здесь пожить, может быть, несколько недель, прежде чем представится случай получить ответ от короля.

Затем, предложив еще несколько вопросов относительно здоровья императрицы, на которые Углов отвечал тем более сдержанно, что не понимал цели этих вопросов, граф объяснил, что ему открыт кредит в его конторе на двадцать пять червонцев в месяц, вплоть до выезда его из Парижа.

— Достаточно вам этой суммы? Я уполномочен удовлетворить ваши требования…

— О, более чем достаточно, ваше сиятельство! — позволил себе прервать его Углов, которому несносна была мысль, что его могут заподозрить в корысти.

Как досадовал он, что не может отказаться от платы за услуги, которые он был так счастлив оказать своей будущей государыне!

— Прекрасно! Значит, я сделаю соответствующее распоряжение. Можете зайти за деньгами хоть завтра в мой городской дом; пройдите в контору к управляющему… Да, вот что еще, — продолжал граф, заметив, что Углов собирается раскланяться, чтобы уходить, — вы нам, может быть, понадобитесь; оставьте свой адрес. Батист! — обратился он к двери, в которой тотчас же появился камердинер, — запишите адрес мосье Вальдемара.

Камердинер вынул из бокового кармана своего ливрейного кафтана записную книжку с карандашом, а Углов не задумываясь дал ему адрес книготорговца Потанто.

После разговора с графом де Бодуаром Владимир Борисович не видел причин отказываться до поры, до времени от дальнейшего пребывания в доме милых стариков, так ласково приютивших его в такое время, когда он еще не знал, что ждет его в недалеком будущем. Благодаря щедрости цесаревны, он теперь богат и мог хорошо платить за свое содержание.

Но в одном Углов даже и перед самим собою не захотел сознаться, а именно в том, что он ничего так не боялся, как потерять Клотильду из вида. Эта девушка так заинтересовала его, что он даже забывал про аббата Паулуччи.

Не успел молодой человек выйти из кабинета графа, как туда явился его секретарь, чтобы узнать, какое впечатление произвел на него новый русский тайный агент.

— Вполне порядочный молодой человек, но слишком молод и наивен для той задачи, которую он на себя взял. Впрочем, если Барский доверяет ему, то он без сомнения имеет на то веские причины, и я думаю послать через него письмо князю, чтобы предупредить его не слишком доверяться Бретейлю, который видимо играет двойную игру. Если бы не Олсуфьев, мы ничего не знали бы ни о последнем припадке царицы, ни о ее возрастающем отвращении к наследнику престола. Олсуфьев прямо намекает на возможность провозглашения наследником великого князя Павла. И Воронцов пишет то же самое, а барон — ни слова.