Николай Лузан - Призрак Перл-Харбора. Тайная война

После доклада, просмотрев поступившую почту, Номура незадолго до обеда вместе с Курусу, спецпредставителем МИДа, выехали в Госдеп для встречи с Хэллом. Несмотря на острые дискуссии и серьезные разногласия, возникшие в ходе предыдущих бесед 15 и 17 ноября, госсекретарь встретил их приветливо. То ли доброе расположение Хэлла, то ли что-то другое повлияло на Курусу, он тоже смягчил позицию — не стал настаивать на требованиях по Индокитаю — и переговоры перешли в конструктивное русло. В конце беседы стали просматриваться контуры будущего соглашения. В посольство Номура возвратился в приподнятом настроении. Его напряженная, многомесячная работа по урегулированию отношений между США и Японией и исключению военного противостояния принесла свои плоды.

Запоздалый обед нисколько не расстроил Номуру; в душе он радовался своей маленькой победе над «ястребами» в Токио. Казавшееся неизбежным военное столкновение с Америкой ему удалось предотвратить. Будущее соглашение между Японией и США должно было спасти жизни тысячам японцев и американцев. И в этом была и его немалая заслуга. Номура сгорал от нетерпения поскорее завершить работу над проектом и, отказавшись от послеобеденного отдыха, поднялся в кабинет, с удвоенной энергией принялся шлифовать последние сведения.

Работа спорилась, строчки легко ложились на бумагу, но Номура снова и снова возвращался к тексту, оттачивая каждое слово. За этим занятием не заметил, как к концу подошел рабочий день. На дворе сгустились сумерки. Небо заволокло свинцовыми тучами, стал накрапывать мелкий дождь, вскоре перешедший в ливень.

Шторм в Атлантике набирал силу. Волны в Гудзонском заливе налились свинцом, и шквалистый ветер обрушился на побережье. Он сметал с улиц Вашингтона последнюю листву, угрожающе грохотал металлическими крышами, пригоршнями мокрого снега швырял в окна и разбойничьим посвистом отзывался в печных трубах.

В кабинете стало сыро и неуютно. Номура растопил камин, подсел ближе к огню и включил радиоприемник. Подошло время новостей. Сквозь шум и треск эфира прорвался «плавающий» голос диктора из Токио. Он сообщал о кровопролитных боях Красной армии под Москвой, перечислял потери русских и захваченные немцами города. Потеряв интерес к новостям и, поддавшись завораживающей игре пламени, Номура рассеянным взглядом смотрел на огонь. Русские, китайцы, американцы, смерть и разрушения на время отступили, и казалось, что они существовали в другом мире и другом измерении. Покой и умиротворение ненадолго воцарились в душе посла, глаза закрылись, тело стало невесомым и растворилось в тепле.

Подошло к концу время новостей. Эфир потрескивал электрическими разрядами, и рука Номуры повернула ручку настройки. Подошло время сообщения о погоде. В этот час он каждый день включал радиоприемник и с затаенным страхом ждал слов диктора. В любой момент могло поступить кодовое сообщение о начале войны. Сегодня, судя по разговору с министром и миролюбивым заявлениям Курусу, ее угроза миновала. Ожесточенная борьба между «ястребами» и «голубями» в Токио, похоже, привела к победе последних.

В душе Номура предвкушал близкий триумф, когда 26 ноября его и подпись госсекретаря США должны лечь на текст соглашения, и продолжал прислушиваться к голосу японского диктора. Тот, как хорошо заученный урок, сообщал прогноз погоды: «На Хоккайдо ожидается снегопад», — отчетливо звучало в вашингтонском кабинете посла.

«Рановато в этом году», — машинально отметил Номура.

«Штормовой ветер и пурга на Сахалине», — продолжал диктор.

«Ветер? Ветер!» — встрепенулся Номура.

«Восточный ветер! Дождь. Восточный ветер!» — оговорился диктор.

Дальше Номура не слушал. То, чего он больше всего опасался, произошло: император принял решение начать войну с США!

Кодовое название сверхсекретной операции японских ВМС и авиации против американских войск, только что прозвучавшее в эфире, было понятно адмиралу Нагумо и еще десятку человек. Туго натянутая «ястребами» в Токио тетива лука войны была отпущена. И стрела — японская военно-морская эскадра — устремилась к цели.

Время новостей подошло к концу. В эфире зазвучала бравурная мелодия духового оркестра, но Номура ничего не слышал и отрешенно смотрел перед собой. До этого рокового сообщения в нем еще теплилась надежда на то, что в Токио благоразумие возьмет верх и большой войны между Японией и США не будет. Америка не была готова к серьезным боевым действиям на Тихом океане, но ее колоссальный экономический и людской потенциал, огромная территория позволяли в случае затяжного военного конфликта провести полную мобилизацию всех ресурсов и в конечном итоге решить исход схватки в свою пользу.

Несмотря на воинственные заявления премьера Тодзио, Рузвельт и Хэлл сохраняли выдержку и проявляли заинтересованность в сближении. В ходе переговоров и в частных беседах госсекретарь не раз говорил об этом. Более того, поступавшая к Номуре по неофициальным каналам и добытая агентурой секретная информация свидетельствовали о том, что американцы готовы идти на определенные уступки в Китае и Индокитае. В Вашингтоне не без оснований считали, что в этой части японцы ограничатся малым, компенсируя уступки приобретениями на севере, ударив по СССР.

Оснований для таких предположений у руководства США имелось достаточно. В конце сорокового года служба дешифровки проникла в тайну важнейших шифров Японии, и это положило начало секретной операции под кодовым названием «Магия».

В Токио и не подозревали, что его дипломатическая переписка не составляла секрета для президента Рузвельта и госсекретаря Хэлла. Расшифровки радиограмм ложились раньше на стол Рузвельта, чем посла Японии в США. Готовившийся в глубочайшей тайне Генеральным штабом японских вооруженных сил план «Кантокуэн» — нападения и оккупации советского Дальнего Востока и Сибири — стал известен в Госдепе и Пентагоне летом 1941 года.

В сентябре всезнающая «Магия» раскрыла еще одну тайну Генштаба Японии, которая вызвала в Белом доме переполох. Под напором воинственного министра Тодзио в Токио вызревал совершенно иной план — «японский самурай» не собирался в ближайшие месяцы бороться с «русским медведем», а намеревался совершить бросок в другом направлении — на юг, к нефтепромыслам британских, голландских и американских компаний. Такой ход событий никак не устраивал Вашингтон, и потому, стараясь отвести от себя удар «японской военной дубины», в Белом доме были заинтересованы, чтобы план «Кантокуэн» не остался на бумаге.

В еще большей степени в нем были заинтересованы в Берлине. После провала блицкрига и пробуксовки вермахта под Москвой Гитлер с Риббентропом не слезали с императора Хирохито и торопили с началом военного выступления против большевиков. В Токио деятельный и неугомонный посол Ойген Отт бомбардировал премьера принца Коноэ, а затем сменившего его генерала Тодзио, личными посланиями фюрера с просьбами о немедленном начале войны и захвате стратегических центров — Владивостока и Хабаровска.