Виталий Амутных - Русалия

— Ладно, побываю при спопутности…

— Так вот же — случай.

— Нет, — поморщился Святослав, — не сейчас.

— Вот так вот. А как ты думал? — не замедлила воспрянувшим голосом отпраздновать победу Ольга. — Люби смородинку, люби и оскоминку.

К двадцати двум годам у Святослава помимо случайной Малуши, по настоянию матери названной им женой (и то: кто бы это переступил порог русского храма с еврейкой?), и первой законной жены Предславы появилась еще одна законная супружница — Смеяна. Она была необыкновенно хороша собой: полногрудая с красивым животом, стыдливая, пышноволосая. Да только вот на голове густо, а в голове пусто. К тому же девку родила, не сына. Зачем она ему понадобилась Святослав и сам не знал. Но нельзя же было князю иметь всего одну женку. Так что, больше для людей он с ней сошелся. Оттого и не привел ее на свое подворье, а оставил в родительском доме, где и навещал ее изредка.

Совсем другое — Предслава.

Почитай весь день после утренней беседы с матерью Святослав провел в кузнях, что, как и подобает в хорошем хозяйстве, были поставлены в самом дальнем от терема краю подворья. Могута и Буря (тоже десятский, но орателя сын, названный при рождении Бураком) вернулись из Хумской земли и привезли с собой два меча франкской работы, ну и тут же вдохновился Святослав на то, чтобы немедля выковать в своих кузнях такие же. Дело в том, что перекрестья этих мечей были не обыкновенно прямыми, а несколько изогнутыми, как у мадьярской или хазарской сабли. Несомненно, такая рукоять облегчала работу мечом для конника, ведь меч приобретал сабельную сноровку, сохраняя при том тяжесть первого среди орудий. Святослав предложил еще чуток укоротить клинок. А Вышан, чья умелость в кузнечестве ничуть не уступала его способностям в ратоборстве, выразил мнение, что более, чем на два вершка укоротить никак нельзя, ибо тогда не достать будет ворога против его меча или сабли в два с половиной локтя. «Ну так полосу клинка сузить, — не отступался от мысли облегчить орало боевой страды Святослав, — и рукоять пустотелой выковать. И чтобы без всяких там загогулин». Помимо Вышана на всякий случай было призвано еще пятеро лучших ковачей. А чтобы чей-то хитрый длинный нос сюда не сунулся, Святослав людей перед кузней поставил. Работа кипела! Меч вышел вида довольно-таки непривычного. Понятно, сейчас же нужно было его испытать. Оседлали коней. Святослав, Вышата, Православ, Русай, Чистосвет, Светлан и еще десяток самых доверенных и самых боевитых. Помчали к Перунову полю. Да терпения не хватило. Как только городской холм занавесился ветвием первой же рощицы, стали новый меч на деле изведывать. И каждый-то с блеском нетерпения в молодых глазах поджидал свой черед взять в руки плод недавних вдохновенных трудов. Мечом таким, правда, железного доспеха не прорубить было, но он так держался в руке — как влитой! — а после обычного оружия будто и не весил вовсе, что, похоже, ничего лучшего для конной рубки и придумать было нельзя.

Так день и догорел.

Надо ли говорить, что воротился домой князь в таком расположении духа, что лучше и не бывает. Все отвратительные ощущения от утренних напрочь пустых препирательств с матерью развеялись, как утренний туман. Въезжая на княжеское подворье через дальнюю воротню, поставленную недалеко от кузниц (надо было отдать ковалям распоряжения утрево [528] Утрево — завтра утром. начать отковывать первую дюжину новых мечей), Святослав без досады, а как-то даже с улыбкой окинул глазами все неоглядное хозяйство с рассыпанными там и здесь дорабатывающими день людьми, — все эти хлевы, птичники, житницы, челядные избы… Все это по людскому разумению являлось его завидной собственностью. Однако взрослеющее сознание Святослава уже способно было видеть, что ничего здесь ему не принадлежит.

Рядом с житным двором находилось крытое шоломом гумно (пока только вспоминающее былые жаркие молотьбы), а вместе с ним овин с печами и ригами. А за овином начинался льняной двор. Здесь, у амбара, в котором складывалась пряжа, князь завидел Предславу. С несколькими челядницами она перебирала длинные мотки красных и белых ниток, которые шумливая веселая бабенка выносила из темного амбара на свет, навешивая их себе на плечи и растопыренные руки. А вокруг Предславы бегал, хватаясь за широкий тускло-желтый с таусинными вошвами подол, белянчик Яротка [529] Яротка — Ярилка, Яриша; сокращенное от Ярополк. , играя с таким же, как он сам четырехлетком; и когда малыш в кружении звонкой забавы своей обхватывал спереди ноги матери, невольно натягивая крашеную сурепицей ткань, особенно заметным становился ее непраздный круглый живот. Хоть и была Предслава увлечена разбором неких своих женских затей, мужа углядела сразу же, и, наскоро досказав что-то притихшим бабицам, поспешила к нему навстречу.

Святослав спешился, отдал своего нового жеребца, игреневого с некоторой темной барсовой пегостью на крупе и боках, отроку-коневщику, чтобы тот отвел его в денник, и подхватив наскочившего Ярилку на руки, улыбнулся жене.

— В горнице столовать будешь? — тревожно поглядывая, как супруг на ходу перебрасывает с одной руки на другую заливающегося восхищенным хохотом сына, справилась Предслава.

— Да нет, — отвечал Святослав, не прерывая своего занятия, — в застольную пойду, с товарищами оттрапезничаю.

Неспешная теча теплого воздуха приносила то знаменующий молодое лето медовый запах обвесившегося желто-зелеными цветочными кистями явора, то вонь сушеного и вяленого мяса от ближнего сушила, поставленного над погребом. Небо розовело. У дровеницы в зари вошедший шорник Нежка, на весь Киев знаменитый своими хомутами, за какую-то провину на чем свет стоит честил своего молодого подручника. С овечьего двора доносилось умиротворенное блеяние. По-прежнему несчетное число многоцветных облачений укрывало суть мира, но так глубоки были глаза троих идущих, точно способны были проницать не только плотскую, но и чувственную оболочку Того, Кто именуется верховным Правителем.

В просторной столовой избе собралось не более десятка дружинников, из тех, кто жил при тереме либо состоял на княжеском довольствии. Прочие, не ездившие вместе со Святославом опробовать усовершенствованный меч, давно уж поели и разошлись по своим хоромам. Все успели изрядно умориться, потому говорили мало и негромко, больше следя за тем, как на длинных столах появлялись одно за другим — рассольное (как и положено, из красных рыб [530] Красные рыбы — рыбы семейства осетровых (белуга, осетр, севрюга и др.). ) в широком оловяннике с покрышкой, а к нему каравай с грибами и пшеном, затем сыр гороховый [531] Гороховый сыр — твердосбитый мятый горох с конопляным маслом, творог, оладьи с медом. Предслава вертелась здесь же, наравне с простыми бабами поднося и расставляя кушанья, солоницы, уксусницы, горчичницы, мисы, раскладывая ложки, потиральца [532] Потиральце — полотенце. для рук. А князь почти с нескрываемым удовольствием следил за этими ее действиями. Разумный знает: в том доме, где превозносится праздность, первыми развращаются жены, а вырождение женщин угрожает пагубой всему роду. Оттого как же не наслаждаться было князю, засматриваясь на справные ловкие движения округлых рук, на серьезные, веселые, и вновь серьезные глаза, подобные синим цветам, под низко надвинутым облачной белизны платком?