Чарльз Диккенс - Повесть о двух городах (пер. Бекетова)

— Я думаю… — сказал шпион, понизив свой мягкий голос до конфиденциального шепота и каждой чертой своего зловещего лица стараясь выразить щепетильность революционера, оскорбленного в своих заветных чувствах, — я думаю, что в здешнем околотке существует сильное возбуждение в пользу несчастного Гаспара. Замечается общее негодование и жалость к нему, не правда ли? Это, конечно, между нами…

— Право, не знаю, — отвечала мадам Дефарж безучастно.

— А разве вы ничего такого не замечали?

— Вот и муж мой! — сказала мадам Дефарж.

Хозяин винной лавки в эту минуту действительно появился в дверях, и шпион, притронувшись к полям своей шляпы, приветливо улыбнулся и сказал:

— Здравствуй, Жак!

Дефарж остановился и вытаращил на него глаза.

— Здравствуй, Жак! — повторил шпион уже не так уверенно и даже начиная конфузиться устремленного на него взгляда.

— Вы ошибаетесь, сударь, — сказал хозяин винной лавки. — Очевидно, вы принимаете меня за кого-то другого. Это совсем не мое имя. Меня зовут Эрнест Дефарж.

— Ну, все равно! — сказал шпион шутливо, но не без смущения. — Все-таки здравствуйте!

— Здравствуйте! — сухо отвечал Дефарж.

— Я имел удовольствие поболтать с вашей супругой и, когда вы вошли только что, говорил ей, что в предместье Сент-Антуан, судя по слухам, замечается (да оно и неудивительно) большая симпатия и сильное негодование по поводу несчастной участи бедного Гаспара!

— Я ни от кого ничего такого не слыхал, — сказал Дефарж, отрицательно качая головой. — В первый раз слышу.

С этими словами он прошел за прилавок и встал, положив одну руку на спинку стула своей жены и через этот оплот глядя в глаза человеку, которого они оба ненавидели и оба с величайшим удовольствием застрелили бы сию минуту.

Шпион, привыкший к таким проделкам, не менял своей непринужденной позы; он осушил рюмочку коньяку, запил его глотком холодной воды и попросил еще рюмочку. Мадам Дефарж налила ему коньяку, взялась опять за свое вязание и начала мурлыкать над ним какую-то песню.

— Вы, как видно, хорошо знакомы с этой частью города, во всяком случае лучше, нежели я? — заметил Дефарж.

— О нет, но я надеюсь познакомиться с ней поближе. Меня заинтересовали несчастные обитатели здешнего околотка.

— Вот как! — пробурчал Дефарж.

— Приятная беседа с вами, господин Дефарж, — продолжал шпион, — напомнила мне, что у меня связаны с вашим именем некоторые интересные воспоминания.

— Неужели? — молвил Дефарж вполне безучастно.

— Как же! Мне известно, что, когда доктор Манетт был выпущен из тюрьмы, вам, его старому слуге, было поручено позаботиться о нем. Вы его приняли с рук на руки. Как видите, все эти обстоятельства мне известны.

— Да, это верно, — подтвердил Дефарж.

Жена его, не переставая вязать и напевать песенку, случайно задела его локтем, давая понять, что благоразумнее будет что-нибудь отвечать, только покороче.

— К вам же приезжала и дочь его, — продолжал шпион, — ее провожал такой чистенький господин в гладком паричке; как бишь его звали?.. Лорри, кажется… еще он служит в конторе Тельсона и компании… И они тогда взяли от вас доктора и увезли его в Англию.

— Да, это верно, — повторил Дефарж.

— Не правда ли, интересные воспоминания? — сказал шпион. — Я был знаком с доктором Манеттом и его дочкой там, в Англии.

— Да? — молвил Дефарж.

— Вы нынче редко имеете о них известия? — сказал шпион.

— Редко, — отвечал Дефарж.

— Вернее сказать, — вмешалась мадам Дефарж, отрываясь от рукоделия и от песенки, — мы совсем ничего о них не знаем. В то время получили известие об их благополучном приезде в Англию, потом было еще одно или два письма, а с тех пор ничего. Они пошли своей дорогой в жизни, мы ведем свою линию и в переписке с ними не состоим.

— Совершенно справедливо, сударыня, — сказал шпион. — А эта барышня собирается выходить замуж.

— Как! Еще только собирается? — сказала мадам Дефарж. — Она была такая хорошенькая, что я думала, она давно замужем. Но вы, англичане, такие холоднокровные!

— О, почем вы знаете, что я англичанин?

— По вашей речи, — отвечала хозяйка. — А у вас выговор английский, стало быть, и порода английская.

Он не мог принять этого замечания за комплимент, но постарался вывернуться посредством любезной шутки. Покончив со второй рюмкой коньяку, он сказал:

— Как же, мисс Манетт выходит замуж. Только не за англичанина; он, так же как и она, французского происхождения. И кстати, о Гаспаре (ах, бедный Гаспар! Ужасная, ужасная казнь!)… Любопытно, что она выходит замуж за племянника господина маркиза, из-за которого Гаспара вздернули на такую высокую виселицу, или, лучше сказать, за теперешнего маркиза. Но он живет в безвестности, в Англии никто не знает, что он маркиз; он там — Чарльз Дарней. Фамилия его матери была Д'Оней.

Госпожа Дефарж продолжала вязать твердой рукой, но на ее мужа эти известия произвели заметное впечатление. Он всячески старался скрыть свое волнение, возился за конторкой, набил себе трубку, высек огня, раскурил ее, но, что ни делал, видно было, что он смущен и руки его дрожали. Шпион не был бы шпионом, если бы всего этого не подметил и не запомнил.

Видя, что наконец попал в цель и что из этого впоследствии можно что-нибудь извлечь, а между тем никаких других посетителей не было и посторонних разговоров заводить было не с кем, мистер Барсед заплатил за свою выпивку и распростился с хозяевами. Перед уходом он с самым любезным видом заявил, что рассчитывает на удовольствие дальнейшего знакомства с мсье и мадам Дефарж.

Когда он вышел из лавки на улицу, муж и жена еще некоторое время оставались в тех же позах, на случай чтобы он не застал их врасплох, если вздумает воротиться.

— Может ли это быть? — тихо сказал Дефарж, стоя с трубкой в зубах и по-прежнему одной рукой опираясь на спинку стула своей жены. — Правда ли, что он сказал насчет мамзель Манетт?

— Раз он сказал, вероятно, это вздор, — отвечала она, слегка подняв брови. — А впрочем, может быть, и правда.

— А если правда… — начал Дефарж и замолчал.

— Ну что ж, коли правда? — спросила жена.

— И если случится все, что должно быть, и мы доживем до торжества… надеюсь, ради нее, что судьба не допустит ее мужа вернуться во Францию.

— Что бы ни случилось, — сказала мадам Дефарж с обычным своим спокойствием, — ее муж от своей судьбы не уйдет и кончит тем, чем должен кончить. А больше я ничего не знаю.

— Странно, однако, — по крайней мере теперь мне это кажется очень странным, — продолжал Дефарж, как будто желая поставить жену на свою точку зрения, — что после всего нашего сочувствия к ее отцу и к ней самой, в ту самую минуту, как мы узнали о ее замужестве, ты своей собственной рукой внесла имя ее мужа в число осужденных и поставила его радом с именем того подлеца, что только что был тут!