Чарльз Диккенс - Повесть о двух городах (пер. Бекетова)

— Вы сказали, что узнали его. А меня вы знаете?

— Как же вас не знать, гражданин доктор!

— Мы все знаем вас, гражданин доктор! — отозвались трое остальных.

Он рассеянно посмотрел на каждого из них и, понизив голос, сказал после краткого молчания:

— Так не ответите ли вы мне на его вопрос: как это случилось?

— Гражданин доктор, — сказал первый с видимой неохотой, — на него донесли комитету Сент-Антуанского квартала. Вот этот гражданин тамошний, — добавил он, указав на второго из вошедших.

Указанный гражданин кивнул и сказал:

— Да, обвинение идет от квартала Сент-Антуан.

— В чем же его обвиняют? — спросил доктор.

— Гражданин доктор, — сказал первый все так же неохотно, — не спрашивайте больше. Если республика потребует от вас жертвы, вы, как добрый патриот, почтете за счастье принести ей жертву. Республика прежде всего. Народ важнее всего. Эвремонд, нам некогда ждать.

— Еще одно слово! — сказал доктор умоляющим тоном. — Скажите, кто на него донес?

— Это против правил, — отвечал первый, — но вы можете об этом спросить у гражданина из Сент-Антуанского квартала.

Доктор перевел глаза на того; тот начал переминаться с ноги на ногу, подергал себя за бороду и, наконец, сказал:

— Да, это совсем против правил. Но уж так и быть… Обвиняют его… и притом в очень важном деле… гражданин и гражданка Дефарж. Ну и… еще одно лицо.

— Кто же именно?

— И это вы спрашиваете, гражданин доктор?

— Да!

— Ну так завтра узнаете. А теперь я буду нем как рыба! — сказал гражданин Сент-Антуанского квартала и посмотрел на него очень странно.

В счастливом неведении о новых бедствиях, обрушившихся на семью, мисс Просс бодро шагала по узким улицам и перешла через реку по Новому мосту, все время пересчитывая в уме все, что нужно было купить. Мистер Кренчер, неся корзину, шел рядом с ней. Оба заглядывали направо и налево в большую часть лавок, попадавшихся по дороге, издали замечали, не было ли где лишнего скопления народа, и делали большие крюки, лишь бы избежать встречи с особенно возбужденными группами беседующих на улице людей. Вечер был сырой и холодный, над рекой стоял туман, сквозь который прорывались яркие огни и резкие звуки, указывавшие, где стояли баржи и работали кузнецы, ковавшие оружие для республиканской армии. И горе тому, кто вздумал бы плутовать с этой армией или получил в ней повышение незаслуженно! Лучше бы у него никогда не вырастала борода, потому что таких выскочек национальная бритва брила особенно чисто.

Накупив кое-какой мелочи по части колониальных товаров и запасшись небольшим количеством лампового масла, мисс Просс вспомнила, что нужно вина. Заглянув одним глазком в несколько винных лавок, она остановила свой выбор на погребке под вывеской «Добрый Брут, республиканец древности», неподалеку от Национального дворца (бывшего Тюильри), где общий характер заведения подействовал на нее благоприятно. Тут казалось потише, нежели во всех других учреждениях этого сорта, и не так уже красно от множества патриотических шапок.

Посоветовавшись с мистером Кренчером и узнав, что он того же мнения, мисс Просс вошла в сопровождении своего кавалера к «Доброму Бруту, республиканцу древности».

Мельком оглянувшись вокруг, они увидели законченные лампы; в одном углу несколько человек, с трубками в зубах, играли в засаленные карты и пожелтевшее домино; в другом — рабочий с обнаженной грудью и голыми руками, густо замазанный сажей, читал вслух газету, а кучка народу вокруг него слушала. Одни в полном вооружении, другие сложили оружие в сторону; двое или трое посетителей, припав грудью на стол, спали; их мохнатые черные куртки, высоко приподнятые на плечах, в этом положении делали их чрезвычайно похожими на спящих медведей или собак. В такую обстановку вошли наши двое иностранцев и, подойдя к прилавку, указали, что им нужно.

Покуда им отмеривали вино, один из людей, сидевших в углу со своим собеседником, встал и собрался уходить. Проходя, он очутился лицом к лицу с мисс Просс. Как только она его увидела, из груди ее вырвался крик и она всплеснула руками.

Вмиг вся компания вскочила на ноги. Если бы кто-нибудь кого-нибудь убил из-за несходства во мнениях, это никому здесь не показалось бы странным. Поэтому все смотрели, где же тот, кого укокошили, но вместо этого увидели мужчину и женщину, таращивших глаза друг друга. Мужчина был по всем внешним признакам француз и чистейший республиканец, а женщина, несомненно, англичанка.

Что именно было сказано в этот торжественный момент посетителями «Доброго Брута, республиканца древности», того ни мисс Просс, ни ее спутник, конечно, не поняли бы, даже если бы прислушивались самым внимательным образом: по-халдейски ли тут говорят или по-еврейски, им это было все равно, они знали только, что говор был громкий и очень быстрый. Впрочем, они были в таком изумлении, что даже и не слушали ничего; и не одна мисс Просс пришла в такое волнение, но и мистер Кренчер, со своей стороны, также остолбенел от удивления.

— Что это значит? — проговорил наконец человек, по поводу которого мисс Просс подняла крик. Он произнес эти слова отрывистым, недовольным тоном, но вполголоса и по-английски.

— О Соломон, милый Соломон! — воскликнула мисс Просс, опять всплеснув руками. — Сколько лет я тебя не видала, не слыхала, и тебя ли я вижу!

— Не зови меня Соломоном. Разве ты желаешь моей погибели? — прошептал он, украдкой озираясь вокруг с испуганным видом.

— Братец, братец! — сказала мисс Просс, ударяясь в слезы. — Когда же я была так черства к тебе, чтобы ты мог задавать мне такой жестокий вопрос!

— Так придержи свой несносный язык и выйдем отсюда, коли желаешь со мной говорить, — сказал Соломон. — Отдавай деньги за вино и уходи. Это кто же с тобой?

Мисс Просс, печально качая головой и любящим оком взирая на далеко не любезного братца, проговорила сквозь слезы:

— Это мистер Кренчер.

— Так пускай и он уходит, — сказал Соломон. — Чего он уставился на меня словно я привидение с того света?

Должно быть, именно такое впечатление производил он на мистера Кренчера. Впрочем, он не сказал ни слова.

Мисс Просс засунула руку на дно своего ридикюля, сквозь слезы, с большим трудом вытащила оттуда деньги и заплатила за вино.

Пока она расплачивалась, Соломон обратился к последователям «Доброго Брута, республиканца древности» и на французском языке дал какие-то объяснения, вследствие которых все успокоились и, снова сев по местам, принялись за прежние занятия.

— Ну, — сказал Соломон, остановившись на улице у темного угла, — чего тебе нужно?

— Уж я ли не любила моего брата, я ли ему не прощала всего на свете, — причитала мисс Просс, — и после хоть бы он со мной поздоровался-то как путный!