Василий Сергеев - Павел I (гроссмейстер мальтийского ордена)

– писал он своему другу, российскому послу в Англии Воронцову, еще одному стороннику радикальных мер в отношении императора.

Заговорщики собирались у Ольги Жеребцовой.

Красавица сестра Платона и Валериана Зубовых ненавидела Павла I, который держал в изгнании ее братьев. Но паче ненависти была любовь к роскоши, и многие догадывались, что та роскошь, в которой живет это прелестное создание, оплачена английским золотом. Худенькая Арабелла Коуп, супруга сэра Чарльза Витворта, знала, что все дипломаты, для достижения целей своих, имели любовные связи в странах пребывания, – и в претензию к супругу по этому поводу не входила.

Ольга Александровна, владелица богатейших поместий Демидова с ловкостью фокусника жонглировала английскими гинеями. В них она видела возможность вернуть братьев – и отомстить Павлу за их изгнание. На вечерах у прелестной авантюристки сверкали люстры и лилось рекой шампанское, в ее гостиных собиралось самое модное петербургское общество. Генералы и дипломаты за бокалами дорогого французского вина вели беседы о новом повороте в политике царя.

Эти вечера украшали княгиня Доротея Ливен, графиня Головина и другие гранд-дамы. Здесь же встречались фон дер Пален, Никита Панин, адмирал де Рибас. Вино им подавала сама Ольга Жеребцова.

Однако не многие из собиравшихся здесь высоких чинов внушали сэру Витворту настоящее уважение. Весь пар у заговорщиков уходил в разговоры, и чтобы не развалился заговор, как карточный домик, нужен был ответственный человек, известный своей честностью, который занимал бы высокий военный или гражданский пост. Наибольшее уважение серьезностью и основательным подходом к делу внушал ему Петер фон дер Пален.

До самой весны 1800 года английский дипломат, ни в разговорах, ни в переписке, не проронил ни единого слова против государя, гостем которого был. А в конце мая 1800 года и вовсе был отозван в Лондон.

Станислав Август Понятовский пережил свою любовницу Екатерину II на два года. В феврале 1797 года Павел I пригласил его в Петербург. Его должны были, по приказу Павла, торжественно встретить в Риге, устроить королевский пир. Но Понятовский запоздал... И дворяне, уже оценившие деятельность Павла, продемонстрировали ему свое отношение. Пир дали опальному Платону Зубову, бывшему в городе проездом! Это значило, что дворянство объявило Павлу войну.

Принял бы Павел вызов, если бы знал, что это вызов? Скорее всего, да. Но он не придал эпизоду особого значения. Разжаловал губернатора Курляндии – и все. И забыл об этом.

Но ничего не забыл гордый и беспощадный с обидчиками, волевой и подобострастный одновременно граф Петер фон дер Пален, теперь уже бывший губернатор.

Пален, мелкий курляндский барон, был девятью годами старше императора и еще молодым поступил на службу в конную гвардию. Корнет в 1760 году, он отличился во время прусской кампании, откуда вернулся капитаном. Он был ранен при взятии Бендер в 1770 году. В 1787 году императрица подарила ему замок Экау в Курляндии. За несколько месяцев до кончины государыни его назначили губернатором Курляндии. Роковое чествование попавшего в опалу Зубова оборвало его карьеру.

29 сентября 1797 года, благодаря связям, барон фон дер Пален полностью прощен Павлом и приглашен в Санкт-Петербург. За него хлопотали наследник престола и императрица, Мария Федоровна! После двух лет опалы Павел простил фон Палену нанесенное ему оскорбление. Сердце несчастного императора, неистовое и благородное одновременно, вновь прониклось к нему дружбой и доверием. Под команду фон дер Палена были отданы конные гвардейцы императорского конвоя. Пален, обладавший ровным характером и достойным видом, прекрасно умевший скрывать свои мысли и чувства, меньше чем за год становится самым известным человеком в столице, добивается самых высоких почестей.

– Странно, я не слышал, чтобы о ком-нибудь говорили столько хорошего, как о фон дер Палене, – заметил как-то Павел I, в кругу своих близких. – Я, видимо, недооценил Палена. Надо быть справедливым с ним.

С этого времени императорские милости так и посыпались на будущего убийцу. С марта 1798 года он был назначен, после Буксгевдена, генерал-губернатором Санкт-Петербурга. На пороге нового века – и на пороге убийства своего августейшего благодетеля, – он получил от него графский титул, андреевский105* Первый и высший орден Российской империи. Девиз – «За веру и верность». Восьмиконечную звезду с изображением андреевского (косого) креста (с 1800 г. – двуглавого орла) носили на голубой муаровой ленте * и иерусалимский106* Так назывался почетный знак мальтийского ордена св. Иоанна Иерусалимского * кресты.

Все нити управления страной и заговором находились в руках вельможного провокатора. Он держал в руках Орлова и Бенигсена, Голицына и Панина, Талызина и Чичерина, братьев Зубовых и Уварова, Татаринова и Мансурова... Пален знал, что Екатерина уговорила в свое время Марию Федоровну поставить подпись на документе, передающем престол Александру через голову Павла, – и та знала, что Пален это знает. Но этого Палену было мало.

Никита Панин был настоящим светским львом: он прекрасно держался, был высокомерен и, одновременно, безупречно вежлив, а его короткие фразы всегда отличались небывалым изяществом. Его можно было встретить везде, где обсуждали важные дела, касающиеся безопасности государства. Сын генерала Панина, подавившего пугачевский бунт, молодой Никита с шестнадцати лет считал себя наследником дипломатических традиций, направленных на установление дружбы между Пруссией и Россией.