Василий Сергеев - Павел I (гроссмейстер мальтийского ордена)

– Я никогда не переживал таких приятных мгновений!

Ужин протекал в расслабленной обстановке, которую, кажется, создавал один государь. Он шутил даже с председателем Коллегии мануфактур, князем Юсуповым, жалуясь на плохое качество зеркал, украшавших его гостиные:

– В них я все время вижу свое лицо перекошенным, – говорил он с притворным недовольством. – Шея словно бы свернута...

К десяти часам вечера он ушел, попрощавшись со своим окружением гораздо приветливее, чем обычно.

Когда Анна Петровна попросила разрешения уйти, она обняла царя и он спросил ее:

– Вам не кажется, что этот дождь предвещает беду?

Он встал, приблизился к окну, приподнял занавеску. На улице стояла непроглядная шелестящая тьма, и в ней колыхались огоньки свечей –

«видимое небытие».

Словно крыло невидимой птицы взмахнуло рядом с императором, и он на мгновение очутился в другом вечере, четвертьвековой давности, когда маленький мальчик Павел мечтал об отнятом у него матерью городе солнца. Вот он, этот город, за окнами, и принадлежит он, как мечталось тогда, ему, – но нет той радости, которую предчувствовал маленький мальчик. А видимое ничто за окнами осталось, оно, как и тогда, дышит таинственной жутью, и по-прежнему колышутся там огоньки свечей... – Вовсе нет, Ваше Величество. Это обыкновенный весенний дождь, – ответила Анна Петровна на вопрос, о котором он уже позабыл.

Подходя к низкой двери, чтобы подняться к себе в покои по тайной лестнице, Анна Петровна взглянула на кровать императора, рядом с которой стояла шпага, словно для защиты от постоянных врагов. Она подумала про себя: «Как наивно... Разве шпагой защитишься от этой махины, нависшей над его головой?..»

Все, что она знала о заговоре, позволяло ей думать, что в одну из ближайших ночей случится непоправимое несчастье. Она не раз уж говорила императору, что Пален предает его, что Пален – участник заговора противу престола, но в ответ Павел лишь начинал сопеть и цедил сквозь зубы: «Вы ничего не понимаете, сударыня!» Этим вечером она не хотела еще раз получить тот же ответ. Но, охваченная недобрыми предчувствиями, она готова уж была кинуться к императору, сказать что-то вроде:

– Государь, вы устали, вы чувствуете себя одиноким. Хотите, чтобы я села в это кресло, немного побыла с вами, пока вы будете спать?

Но перед ее внутренним взором мелькнула тень г-жи Шевалье, – и она не сделала этого. Кроме того, она знала, что любые непредвиденные новации, любые отклонения от заведенного порядка прежде всего вызывают у Павла тревогу.

– Пусть этой ночью вам приснятся приятные сны, – сказала она и направилась к двери.

Пален, хоть и знал, что никто и ничто теперь не сможет остановить чудовищные жернова, начавшие молоть историю, головокружениями отнюдь не страдал. По его приказу, в ту ночь были закрыты все заставы Санкт-Петербурга, прибывающих – Пален был уверен, что их будет немного, – велено было задерживать до утра в кордегардиях при заставах. Мера эта вовсе не была лишней: одна из застав задержала в эту ночь спешившего на спасение царя Аракчеева...

Уже в конце дня ни одна душа не могла войти в город. Только конные офицерские патрули объезжали квартал за кварталом с приказом задерживать всех подозрительных без различия чинов и званий – для этого были подняты казармы Преображенского полка, которым командовал Талызин.

По главным улицам Санкт-Петербурга ходили пешие военные патрули. Поздним вечером шел дождь. Мерным шагом два батальона направлялись в сторону Михайловского замка.

Вооруженные солдаты шли, не понимая, что означают эти маневры; группы офицеров, которые подходили к ним, были очень возбуждены, рассеянны и вообще вели себя как-то странно. Что происходило? Пелена ночи скрывала драму. Неужели английские эскадры, которые уже несколько дней находились в Балтийском море, вошли в Финский залив и направили свои пушки на Санкт-Петербург?

У генерала Талызина опустошили много бутылок шампанского. Братья Зубовы методично напивались. Главное, не стать пьяными настолько, чтобы выпивка помутила разум. Но все же достаточно, чтобы позабыть о своем долге и уничтожить единственную преграду для своих честолюбивых планов и алчности: этого сумасшедшего, который не дает им жить в свое удовольствие, этого государя, которого не уважают даже собственные сыновья и от которого сбежала жена, как будто боясь его жестокости...

Около десяти часов приехал генерал Леонтий Леонтьевич Бенигсен, друг фон дер Палена, специально вызванный им в Петербург. Ему сообщили план переворота.

«Моим первым вопросом было: кто стоит во главе заговора? Когда мне назвали это лицо, тогда я, не колеблясь, примкнул к заговору».

В 1773 году 28-летний Левин Август Теофил Бенигсен, принадлежащий к старинному графскому роду вступает в российскую службу – премьер-майором в Вятский мушкетерский полк. Через 14 лет он становится полковником, и тогда становятся заметнее великолепная профессиональная выучка, хладнокровие, храбрость офицера: бригадиром он становится через три года, а еще через четыре, в 1794-м – генерал-майором... Его назначают начальником штаба у Валериана Зубова, главнокомандующего в Кавказском походе против Персии. Задача – не только посадить на шахский престол «своего человека», но и создать сеть торговых факторий на южном берегу Каспия,

«чтобы повернуть к Петербургу часть индийской торговли, которая притягивается Лондоном».

После взятия Дербента Левин (Леонтий Леонтьевич) Бенигсен не только получает высокие награды, но и становится владельцем более чем тысячи душ в Литве и Белоруссии.

Конец 1796 года прервал успешно начатое дело. Павел I прекращает поход, отдавая приказы о возвращении «через голову» Валериана Зубова, родного брата ненавидимого им фаворита Екатерины, и его штаба; Бенигсен и Зубов с ужасом видят, что им предоставлено защищать Дербент и Каспийское побережье голыми руками... Впоследствии Леонтий Леонтьевич не мог простить Павлу срыва сего успешно начатого похода...