Василий Сергеев - Павел I (гроссмейстер мальтийского ордена)

Между тем Петр делал пока то, что от него требовалось. Более того, он уже провел всю грязную работу, в которой не хотела пачкаться Екатерина. Мир с Пруссией был заключен, указ о секуляризации церковных имуществ – издан... И все, что он делал, вызывало гнев и сопротивление практически во всех слоях населения. Эффективность управления резко падала, общество становилось неуправляемым и непредсказуемым... К лету 1762 года во многих городах страны вспыхнули бунты.

«Донесения, полученные вчера и позавчера от начальников отдаленных провинций, – пишет Фридриху II прусский посланник Гольц, – доказывают, насколько духовенство старается восстановить народ против монарха. Донесения свидетельствуют, что дух возмущения и недовольства становится настолько всеобщим, что они, губернаторы, не знают, какие принять меры для успокоения умов, и требуют наставлений у двора. Они должны бы прибегнуть к мерам жестоким, чтобы укротить народ. Все это страшно встревожило двор».

Собственно, именно так Екатерина и рассчитывала, и потому «пропустила» Петра вперед, иначе это были бы бунты против нее... Наблюдатели иностранных держав писали своим правительствам о революционной ситуации, которая сложилась в Российской империи. Государственные канцелярии и все европейские дворы готовились к худшему. Все надеялись на скорейшее свержение Петра III.

Екатерина все еще морщилась перед предлагаемой ей короной, «как пьяница пред чаркою вина», но уже не могла сдерживать напора приближенных, со всех сторон требующих от нее поставить ситуацию под контроль. В первый месяц она еще могла делать вид, что подавлена скорбью по отошедшей в лучший мир Елисавете, в мае – что оправляется от родов. Но что же теперь? Ее переставали понимать: почему она не берет власть в свои руки? Ведь ясно же, что Петр ведет страну к катастрофе!

А, действительно, почему? Да, формально она имеет право на российский престол только как жена своего мужа. Мужа! Все эти годы она видела от него лишь несправедливость, жестокость, грубость; его близость была ей неприятна, и она избавилась от супружеских обязанностей так скоро, как только смогла. Но неужели она отречется от своей девичьей мечты об идеальном правлении идеальной императрицы, ради которой принесла в жертву родину, веру своего отца, спокойную жизнь немецкой принцессы? Или действительно ее заботы – только Küche, Kirche, Kinder, 28* «Кухня, кирха, дети», – три основные ценности немецкой женщины. * ну, и танцы, наряды, чтение и празднование всех известных дат календаря? Чего же она добилась? Только того, что ее оскорбляет первый хам империи?

Для чего она изучала метафизику, системы взглядов на мораль современных ей мыслителей, для чего набивала руку в практическом администрировании, управляя Гольштейнскими поместьями Петра? Для чего знание энциклопедии Монтескье и его «Духа законов», с глубоким и подробным анализом происхождения и форм власти, книг Дидро, Вольтера? Она повела взглядом по полкам... История Германии, двухтомная «Annales ecclesiastici a Christo nato ad annum 1198» 29* История церкви. * кардинала Барониуса, «Анналы» Тацита, четыре тома словаря Бейля, с его пренебрежительным отношением к религии и остроумным, порой циничным, скептицизмом...

Все впустую? Но кто же, кроме нее, сможет просветить этот народ, научить его думать и рассуждать рационально? Кто сможет справиться с этим

«грубым народом, лишенным идей, но богатым предрассудками, народом, которому недоставало культуры во всем и который привык к положению бессловесного, запуганного раба»?

Нет, не страх, не грубое принуждение, не палки и батоги, но убеждение и уважение к беспристрастному закону лягут в основу ее правления... Ее правления... Но власти еще нужно добиться!

Павел, сын... Она имеет право добиваться власти для него, сама став регентшей. В обществе, среди духовенства, в армейских кругах появлялись группы людей, поклонявшиеся этому ребенку, который в их глазах являл собой единственную надежду России. Версаль также надеялся, что к власти придет великий князь Павел. 21 марта 1762 года барон Бретей получил длинное послание от Шуазеля. Во Франции стремились к тому, чтобы на трон взошел сын Екатерины. Регентшей хотел сделать ее и Панин. Он активно участвовал в заговоре – но для того, чтобы на трон взошел его воспитанник. Регентство будет долгим, – думал Панин, – и он успеет внушить молодому монарху мысли о том, что необходимо отказаться от абсолютизма, поддержать либеральные идеи, ввести конституционные ограничения монаршей власти...

Дни и ночи напролет в императорском дворце плелись интриги вокруг шатающегося трона. Молодая княгиня Дашкова толкала императрицу на государственный переворот. Фаворит царицы Григорий Орлов, его братья и многие офицеры, примкнувшие к ним, были готовы выступить по первому требованию. Екатерина Романовна со всей пылкостью натуры желала увидеть на престоле дражайшую подругу: стремясь заручиться поддержкой гвардии, бывала в казармах, осуществляла связь будущей императрицы с деятельными участниками заговора – Н.И. Паниным и К.Г. Разумовским, И.И. Бецким и Барятинским, А.И. Глебовым и Г.Н. Тепловым. Сама Екатерина не должна быть на виду! Она никому не доверяла, и Дашкова была с нею полностью согласна: конспирация – обычное дело в масонских ложах, где каждый посвященный низшего ранга знает лишь свою задачу и не догадывается, кто работает плечом к плечу с ним и чем он занят...

Воцарение Петра III вселило в воспитателя наследника престола, графа Никиту Ивановича Панина, тревогу за будущее великого князя. Он был не из тех, кто пассивно ждет ударов судьбы, и сразу предложил Екатерине помощь и поддержку в подготовке переворота. Та приняла протянутую дружескую руку; справедливости ради надо заметить, что опору она нашла весьма основательную. Впрочем, оба заговорщика не договаривали до конца: Панин видел Екатерину в роли регентши при малолетнем Павле, а та не считала нужным широко афишировать свое желание стать самодержавной императрицей.

У Екатерины были налажены контакты и с начальником полиции Петербурга бароном Николаем Андреевичем Корфом. Он заявил ей, что со стороны полиции препятствий не будет. Препятствий чему? Оба собеседника это понимали. Генерал-поручик артиллерии Александр Никитич Вильбуа, которому Екатерина обещала пост генерал-фельдцейхмейстера, также заверил ее, что ни одна пушка не выстрелит по тем, кто пожелает засвидетельствовать чувства глубокой преданности императрице российской... Странная фраза, с чего бы по таким людям пушкам-то стрелять?

«Сочувствие к императрице возрастало в той же мере, как презрение к ее супругу. Своим поведением он сам как бы облегчил нашу задачу – свергнуть его с престола»,