Василий Сергеев - Павел I (гроссмейстер мальтийского ордена)

Известны имена предводителей других отрядов гайдамаков – Швачка, Журба, Бондаренко, Москаль... Движение охватило Киевщину, Брацлавщину, Подолию, Волынь, Белорусское Полесье, Прикарпатье и Закарпатье. Грабежам и погромам подверглись городки Паволоч, Чернобыль, Гранов, Летичев, Хвастов, окрестности Мозыря и Овруча. Гайдамаки везде находили и пропитание, и пристанище, и помощь у жителей православной веры.

писал об этом восстании Т. Г. Шевченко («Гайдамаки»).

Католики, униаты и иудеи бежали из края, причем большинство направлялось в Умань, городок пана Потоцкого, в котором надеялись найти надежное убежище. Губернатор Умани Младанович разместил народ, искавший защиты от гайдамаков, под городом, в Грековом лесу, и привел в боевую готовность двухтысячный гарнизон городка, в том числе шестьсот надворных козаков под командой полковника Обуха. Несколько казачьих сотен под началом сотников Гонты, Яремы и других, были высланы для разведки сил гайдамаков. Гонта свиделся с Залезняком, и тот показал ему «золотую грамоту императрицы Екатерины». Гонта и все остальные козаки знали, что на территории Польши против барской конфедерации действовали русские войска, защищавшие интересы православия. Гайдамаки рассматривали их как своих освободителей, помогали им и сами просили у них помощи. Грамота такая в этих условиях была вполне возможна. Поэтому не удивительно, что Гонта вместе со всеми козаками пристал к гайдамакам. Все вместе двинулись на Умань.

Подойдя 18 июня 1768 года к Умани, гайдамаки первым делом вырезали табор католиков, униатов и иудеев – до восьми тысяч душ – скопившихся в Грековом лесу. Затем город был лишен притока воды, и пересидеть осаду гайдамаков стало невозможно.

Обороной командовал талантливый инженер Шафранский, сумевший вооружить мужчин-евреев, беженцев, искавших спасения в городе. Они мужественно сражались и погибали с оружием в руках. Тем временем покинула город и еще одна группа «защитников» – немецкие кавалеристы. Из Пруссии прибыли в Умань «для ремонта», то есть для покупки лошадей, немецкие офицеры и солдаты. Расквартированные в городе, они отказались защищать жителей и тайком улизнули сквозь пролом в стене, не обращая внимания на просьбы губернатора поддержать оборону города.

На третьи сутки осады окончились у горожан пушечные заряды. И атакующие ворвались в город, вместивший всех беженцев с огромной территории Волыни и Подолии, Началась расправа. [В уманской резне, по свидетельству великого украинского поэта Тараса Шевченко:

Младанович вступил в переговоры, послав Залезняку и Гонте бричку, груженую тюками дорогой материи. Подарки были приняты, и на другой день утром оба гайдамацких предводителя встретились у городских ворот, перед мостом, перекинутым через ров, с губернатором и его польской свитой. Гонта объявил Младановичу, что идет против ляхов, католиков и униатов по указу императрицы Екатерины.

На переговорах было решено: шляхту и вообще поляков не трогать; иудеев же с их имуществом губернатор с легкостью отдал гайдамакам «на поток и разграбление». Тут офранцуженный поляк из свиты Младановича, Ленарт, «вид щирого серця», довольный, что для них все так хорошо устроилось, пригласил гайдамацких предводителей «на хлиб та силь». Другой поляк, Рогашевский, с изумлением глядя на Ленарта, потянул из ножен саблю... Его схватили за руки, но и жеста было достаточно, чтобы понять реальное положение вещей. Младанович со свитой бросился к воротам, – и закрыть их уже на смогли: гайдамаки ворвались в город.

Мотивы убийств в гражданских и религиозных войнах очевидны и несомненны для их участников, но вызывают ужас у потомков и сторонних наблюдателей. Уния, ссудный процент – неужели этих слов достаточно для понимания происшедшего? Или мечта о небесном хрустальном граде истины и справедливости – разве она заслужила это наказание? Ведь у козачества тоже была подобная мечта!

Когда читаешь свидетельства очевидцев о множестве людей той или иной нации, вероисповедания, языка, которых живьем жгут или зарывают в землю, с которых, не разбирая ни пола, ни возраста, сдирают кожу, – полностью отдавая себе отчет, что месть за содеянное будет еще страшнее, – перестаешь понимать, что же представляет собой человек. Если молодой беременной женщине вспарывают живот, выбрасывают младенца и зашивают в матку живую, царапающуюся кошку, а когда несчастная, слабея, умирая от потери крови, пытается все же разорвать швы, ей саблей отрубают кисти рук, – можно ли это понять?

Сначала гайдамаки вырезали иудеев, вышибив пушечным выстрелом двери синагоги и превратив ее в бойню, потом – католиков; их волокли из костела, кололи копьями, резали ножами, рубили саблями и топорами. Детей поднимали на копьях. Перебили монахов и школяров базилианского монастыря. Тридцатисаженный колодец на рынке завален был человеческими трупами. Число убитых достигало 20 000 человек. Гайдамаки плевали на католические распятия и иконы, выбрасывали святые дары, топтали их ногами:

«ото их бог лядський!»...

Возможно, ни Залезняк, ни Гонта не ожидали такой вакханалии насилия. Сохранились сведения, что они пытались как-то остановить ее. Так, хоть Младанович и был убит, но его детей – сына и дочь – удалось оставить в живых, наскоро перекрестив в православной церкви. Настояли на этом Залезняк и Гонта, они же были воспреемниками...

Потом пришла очередь гайдамаков.

Вырезав Умань, Залезняк назвал себя гетманом, Гонта – уманским полковником. Поляки ничего не могли сделать с восставшими, ибо всего за неделю перед уманской резней, 2 июня, генерал-майор Кречетников, осадивший конфедератов во главе с региментарем Пулавским в Бердичевском замке, принудил их к сдаче. Но тот же Кречетников послал донских казаков во главе с поручиком Кологривцем в Умань, приказав, впрочем, не предпринимать военных действий против гайдамаков, а лишь заставить их разойтись. *$Генерал Кречетников отправил в Умань полк донских казаков под командованием полковника Гурьева.$* Гайдамаки под Уманью встретили русские войска хлебом-солью, горилкой и музыкой бандур. Пили и пели песни десять дней, в том числе в имении Гонты, селе Россошки; на одиннадцатый день, когда донцы привезли из Киева несколько повозок кандалов, вчерашних собутыльников заковали, взяв, кроме прочего, 14 пушек и до тысячи лошадей. Украинские козаки переданы были как польские подданные Франциску Ксаверию Браницкому, командующему армией Понятовского.