Евгений Сухов - Мятежное хотение (Времена царствования Ивана Грозного)

— Девичий стыд до порога, а там и забыла.

Но стыд остался и сжигал царицу изнутри: тело помнило прикосновение Ивана, его жадную неутомимую страсть. Анастасия чувствовала его всего, Иван по-прежнему находился внутри ее и топил своим телом в мягких перинах.

Ближняя боярыня смывала кровь с ног царицы и неустанно приговаривала:

— Какая же кожа у тебя, матушка Анастасия Романовна. Гладкая, словно шелк! Чистенькая, беленькая — ни одного пятнышка. А ведь у меня тоже когда-то такая кожа была. Эх, лебедушка ты наша! — И уже по-бабьи, оборотя к Анастасии Романовне лицо, спрашивала не без любопытства: — Больно ли было, государыня?

Анастасия помедлила мгновение, а потом призналась, как матери:

— Больно, боярыня.

— Я тебе, милая, травки одной дам. Попьешь этого настоя и враз про боль забудешь. Мне ее когда-то матушка моя покойница присоветовала, я ее и сейчас пью, когда живот стягивает.

Царевну обмыли, отерли полотенцем, укутали в халат, и боярыня, подтолкнув невесту к двери, сказала:

— Ступай к царю, матушка. Дожидается небось тебя сокол. А я с дружком государевым к маменьке твоей пойду. Скажем всему народу, что честная Анастасия Романовна перед Богом и царем.

Иван Васильевич после свадьбы присмирел. Разогнал приблудных девок, от которых становилось тесно в теремах дворца, совсем отвадился от медвежьей потехи и больше коротал времечко наедине с Анастасией.

Бояре меж собой тихо перешептывались в темных углах дворца:

— Царь-то от Настьки Захарьиной совсем не отходит. Ближние бояре говорят, что так и ходит в сенях царь без порток, а как желание приспело, то враз снова на Анастасию прыгает. Совсем примял ее, бедную!

— Старается царь, царство наследником укрепить хочет, — отвечали другие. — Вот увидите, и года не пройдет, как Настасья понесет. Гришка Захарьин тогда вообще нос выше крыш задерет. Еще и Думу надумает под себя примять.

— Не по силам ему с Шуйскими тягаться!

— А только и Шуйские ничего поделать не смогут, если царь сторону Захарьиных примет.

Боярам было странно наблюдать такую неожиданную перемену в царе, который еще вчера казался необузданным отроком. Выходит, на всякого коня есть своя узда! Сейчас если появлялся царь на людях, то был тих и ласков даже с истопчими. За десять дней, прошедших после свадьбы, он только дважды появлялся в боярской Думе, и то, посидев недолго, снова удалялся к себе в покои. Иван как будто потерял интерес к государственным делам в тихо налаживал свое семейное счастье. Поговаривали, что Анастасия любила песни, и Иван, стараясь угодить жене, созывал в свои покои лучших гусельников, которые рассказывали о подвигах богатырей. И ближе к вечеру караул, стоявший в дверях, частенько слышал красивый и высокий голос подпевающего царя. О его пристрастии петь знала вся Москва, И Иван не упускал случая, чтобы вместе с певчими не позабавить паству, пришедшую к службе.

Иван теперь отпускал от себя бояр, которые, как и полагалось, поутру приходили к нему на Верх с докладом, а еще для того, чтобы просто предстать перед царскими очами. А однажды вышел в Думу в белых портках и домашнем халате и, зло махнув рукой, пожаловался:

— Ну чего разгуделись, словно пчелы в улье! С царицы меня согнали. Идите к себе, нужда до вас настанет, так скороходов пришлю.

Бояре разошлись, все больше удивляясь перемене, произошедшей в государе. Справедливо рассуждали:

— Видать, добрая жена Ивану попалась, ежели так скоро нрав его могла усмирить.

Через неделю после замужества царица Анастасия выехала на богомолье.

В первый выезд царицу провожали три сотни стольников, кравчих и прочих дворян, которые ехали впереди царицыных саней, запряженных дюжиной лошадок; позади, оседлав коня по-мужски, царицу сопровождали мастерицы и сенные боярышни; и на колымагах ехали низовые царицы — кормилицы, верховые боярыни.

Поезд продвигался тихо, не было того грохота и звона, каким любил окружать свой выезд Иван Васильевич. Слышалось только похрапывание лошадей и их мерный топот о земную твердь.

Окна в карете царицы были завешены, и только оставалась едва заметная незашторенная полоска, через которую на город и людей посматривала Анастасия Романовна. Теперь она не принадлежала себе, а лицо ее, кроме мужа и верхних боярынь, да еще вот девок дворцовых, видеть не должен никто. И мужики, встречавшиеся на дороге, как можно ниже опускали голову, стараясь глубоким поклоном отвести от себя беду, понимая, что даже нечаянное лицезрение царицы может стоить каждому из них жизни.

Царица повелела останавливаться перед каждой церковью, чтобы раздать милостыню и в молитвах отблагодарить Христа за содеянное чудо — теперь она царица!

С саней Анастасию бережно под руки подхватили ближние боярыни, и стольники, как бы невзначай, отвернулись в сторонку, чтобы не видеть лица царицы.

Шел легкий снежок, весело искрился, падал на мохнатые шубы боярынь, ровным прозрачным слоем ложился на черно-бурую шапку царицы.

— Матушка Анастасия Романовна, позволь у тебя с бобрового ожерелья снежок стряхнуть, — сказала Марфа Никитишна, отряхивая поземку с ее одежды.

Сенные боярышни платками стали загораживать от горожан лицо царицы. Но в этом не было особой надобности: прихожане, стоявшие у церкви, уже и так были напуганы приходом царицы и лежали на дороге ниц.

Замерло все вокруг, и снег слой за слоем покрывал дорогу, купола церквей и прихожан, свалившихся у обочины.

— Милостыней всех пожаловать, — коротко распорядилась царица и пошла в храм.

Нищие не выпрашивали копеечку, как бывало раньше, понимая, что дойдет черед и до них, и боярышни с котомкой в руках обходили всех, жаловали гривенниками.

Анастасия Романовна молилась недолго, после чего припала устами к мощам святых и поспешила дальше.

…Во дворец она вернулась только к вечеру, а народ, удивленный столь щедрым подношением, стал называть царицу Анастасия Милостивая.

Наступила мартовская оттепель, которая подтопила сугробы, а на дорогах образовалась топь. С трудом верилось, что еще неделю назад, сразу после дня святого Тимофея, бесновалась пурга, которая занесла все дороги и набросала снега под самую крышу. Два дня караульщики выгребали снег с царского двора, а потом на потеху отрокам соорудили ледяной детинец. И крепость мощными формами и башнями напоминала Кремль. Однако после оттепели детинец почернел, состарился, башни его обветшали и оплавились, а в некоторых местах стены провалились. Как будто детинец пострадал от вражьего нашествия.