Томас Фланаган - Год французов

— Распоряжаться им, видно, недолго осталось. В Дублине и Лондоне поговаривают об объединении двух королевств.

— Ну и подарочек на рождество: остров, кишмя кишащий нищими! — воскликнул Николас. — Должно быть, у тебя разум помутился, раз ты согласился там приход взять. Взгляни на жену, из-за этих дикарей она тоже вот-вот умом тронется. Хорошо еще, что мы к вам на выручку пришли, прислали славных английских парней — сколько их полегло в ваших болотах. Доколе такое будет продолжаться? Уж и Кромвель-то вас бил, и Вильгельм за ним следом. А вас все на измену тянет. Словно вы ее с воздухом вдыхаете, с молоком матери впитываете. Чего эти бунтари хотели?

— Да из них вряд ли кто хоть слово-то по-английски знал. Что такое король, они не представляют, где Англия находится — понятия не имеют. Однако у них есть и свой язык, и своя музыка, и свои обычаи.

— Так что ж они хотели?

— По-моему, толком они и сами не знали. Просто встали под зеленое шелковое знамя. Поверили старым предсказаниям да приметам. Ходило поверье, что явится из Франции герой-освободитель. Наверное, спутали со внуком короля Якова II. Подавили восстание очень жестоко. По всему Мейо виселиц понаставили. Некому этот народ сплотить.

— Сидели бы дома, никто бы им вреда не причинил. Слушались бы своих помещиков. Равнялись бы на лучшие дома.

Не понять ему. Я выглянул из окна на заснеженные поля и луга. Лишь чернели крыши домов. Мне вспомнилась деревенская таверна, на окнах занавески, на стенах гравюры, оловянные кружки рядами. Потом вдруг перед мысленным взором предстала Высокая улица в Каслбаре — грязная и узкая, тянется она к зданиям суда и тюрьмы, к эшафоту, на котором висят черные от дегтя тела. Далее из Каслбара память повела меня на север, к голубым горам под бескрайним куполом неба. Нищие на дорогах. Вспомнил я и неказистую, похожую на сарай таверну, звуки скрипки, топот ног по земляному полу. Вот Гэльская армия в Киллале — точно разворошенный муравейник, оборванные, небритые люди, шумный, чужой говор. Не понять ему.

Никто не знает, сколько в стране ирландцев, и, похоже, мало кого это интересует. Выяснил я это с помощью Уильяма Клиффорда. Он священник, и мой брат Николас — его прихожанин. Человек он молодой, пытливого ума, из хорошей семьи, близорук. Держится дружелюбно и смиренно. Не один вечер провел я в его скромном, но опрятном доме, и меня очень согревало благорасположение как его самого, так и его супруги. Об Ирландии он знал столь же мало, сколь и Николас. Однако христианского сострадания у него оказалось побольше, равно как и книг в скромной библиотеке. Что касается населения Ирландии, то, по его разумению, интересующие меня факты можно отыскать в одной книге, изданной все в том же 1798 году. Клиффорд настоятельно рекомендовал мне ее, назвав ее «достойным ответом христиан Руссо и Годвину»; книга эта еще раз напоминает нам об извечно печальной сущности нашего земного существования.

В тот вечер он дал мне две книги, увидевшие свет в том роковом году: одна — томик стихов, некоторые из них и впрямь по-своему хороши, но есть там одна длинная и нелепая поэма, написанная в рифму, о моряке, поразившем стрелой большую птицу, и, очевидно, за столь отвратительное преступление его преследуют силы ада по всему свету, посылают жалкую смерть его товарищам по судовой команде. Все это изложено очень скучно, с нарочитым целомудрием и простотой.

Вторая же, несомненно, более важная книга отнюдь не домысел поэтического воображения, а «Опыт о законе народонаселения», написанная знакомцем Клиффорда, недавно посвященным в духовный сан, по имени Мальтус. В начале книги он наглядно доказывает, что население всегда растет быстрее, чем источники питания, доколе этот рост не приостановить. Приостановить рост населения могут причины как положительные, так и отрицательные. К первым он относит голод, эпидемии чумы и прочих заболеваний. Страшный смысл кроется в его словах. Мне не удалось убедить себя, что доводы его неоспоримы, но не удалось, как я ни старался, и опровергнуть их. Словно гений, подобный Ньютону, только гений Зла, вдруг обнаружил веками скрытую от человеческого разума истину. Ясную, как вода, и холодную, как лед, ибо от нее прояснялось сознание и стыла кровь в жилах. И все эти чудовищные выводы Мальтус излагает неподобающе спокойно и беспристрастно.

Я думал, что Ирландия, где голод ежегодно уносит множество жизней, послужит ему наглядным примером, но он о ней не упомянул. В первом томе рассуждения его касались всего мира. Не преминул он упомянуть и несчастных каторжан с Тьерра-дель-Фуэго и с Земли Ван Димена, и еще более несчастных дикарей с Андаманских островов в Индийском океане, и воинов-индейцев Северной Америки с устрашающе раскрашенными лицами, и лапландцев в звериных шкурах, и степных наездников-азиатов. Но ни словом не обмолвился господин Мальтус об Ирландии, хотя она, можно сказать, прямо у его порога. Лишь на последней странице он скупо сообщает читателю, что дикие народы настолько невежественны, что не позволяют произвести перепись. И добавляет: «Существуют, конечно, причины, ограничивающие рост населения, и положительного характера. Это болезни, вызванные бедностью и нищетой, сырость и грязь в жилищах, плохая и скудная одежда, а также временная нужда. За последние годы к этим „положительным“ причинам добавились порочные и пагубные смуты внутри страны — гражданские войны, бремя чрезвычайного положения». И больше ни слова, сколь горько подобное высокомерие. Все вышеназванное я видел собственными глазами, что бушевало, кипело, ярилось, волновало умы и сердца, оказывается, не более как «причины, ограничивающие рост населения». Убитые на улицах Киллалы, повешенные в Каслбаре, мятежники, на которых, точно на зверье, устраивали облавы в Белмуллетских пустошах, оказывается, положили жизни свои, чтоб соразмерить численность населения с пищевыми ресурсами. Похоже, весь ирландский народ обречен: порочный круг «рожденье — голод — смерть» не разъять.

— Весьма достойная, истинно христианская книга, — убеждал меня господин Клиффорд. — Господин Мальтус еще раз показывает нам, сколь трудно совершенствовать человека. Человек слепо порождает себе подобных, а против него восстают сами законы природы. Ни в природе, ни в обществе спасения не обрести. Вам об этом не нужно напоминать.

— При теперешней жизни, господин Клиффорд, — заметил я, — и не в голодный год бедняки вынуждены идти попрошайничать. Видели б вы их! Хорошо нам рассуждать. В тепле да уюте!

Он затем стал рассказывать мне о только что основанном в Лондоне книжном обществе. Члены его задались целью распространять Библию в Западной Ирландии, для этой цели они собрали деньги и подыскали людей. И смех и грех, да и только!