Еремей Парнов - Собрание сочинений: В 10 т. Т. 10: Атлас Гурагона; Бронзовая улыбка; Корона Гималаев

До недавнего времени ламаиты России во избежание всяких затруднений ездили туда под видом халхасцев — жителей Китайской Монголии, но вот уже несколько лет как они ездят туда, не скрывая своего подданства.

И тем не менее в России не делалось попыток специальной подготовки ламаитов для путешествия в Лхасу. Но некоторые ламаиты соглашались, чтобы с их слов был записан рассказ о паломничестве.

Таких описаний в печати появилось очень немного. Цыбикову прежде всего пришлось познакомиться с изданными А. М. Позднеевым рассказом бурятского хамбо-ламы Заяева о его поездке в Тибет, совершенной в 1741 году, и сказанием о таком же паломничестве калмыка База Монкочжуева (1891–1894).

Но эти рассказы религиозных и малопросвещенных людей не могли, конечно, удовлетворить исследователя.

— А почему бы Географическому обществу не послать в Тибет специально подготовленного бурята или калмыка? — спросил как-то Цыбиков Александра Васильевича Григорьева.

— Ах, батенька вы мой, — развел он руками. — Все мы на Руси задним умом крепки. Много ли вы найдете бурят, которые свободно владеют тибетским языком, знают буддийские обычаи да к тому же могут фотографировать, измерять температуру и давление, составлять планы и производить геодезическую съемку? А ведь без этого географические исследования немыслимы.

Цыбиков посетовал на то, что правительство, не занимаясь просвещением инородцев, подрывает основы своей же государственной мощи.

— То-то и оно! — кивнул головой Александр Васильевич. — Все надо менять в государстве российском. Все порядки менять надо. Но ведь сколько времени на то уйдет… А еще при жизни хочется узнать все про этих небожителей.

— Верно, хочется, — ответил Цыбиков. — Но пока суд да дело, а подходящих людей найти можно. Я сам, как горячий патриот российский, готов свои услуги отечеству предложить. Не скоро вы сыщете, без ложной скромности заявляю, столь подходящего во всех отношениях человека. Единственное, чего не умею, — это триангуляционную съемку производить. Ну да разве я шпион какой? На манер пандитов?

Григорьев встал и положил руки на плечи Цыбикова, вздохнул глубоко, а потом тихо сказал:

— На вас, дорогой, вся надежда. Но не так это просто, как кажется. Фотографический аппарат незаметно пронести и то большое дело! Откуда у простого паломника аппарат? А о том, что работать в одиночку придется, вы забыли? Ведь даже паломники, с которыми отправитесь на поклонение Большому Джу, не должны ни о чем догадываться! Не то выдадут властям без промедления. А те церемониться не станут. Одно дело европеец-путешественник, другое — подозрительный монгол. Это вы понимаете?

— Понимаю, Александр Васильевич. Не раз думал об этом и, кажется, кое к чему пришел.

— К чему же, позвольте вас спросить?

— Перво-наперво не надо стремиться сделать все в один присест. Не так разве?

— Так-с. Безусловно, так-с.

— Посему и мы можем начать с рекогносцировки. Сперва один человек, я, допустим, отправится с караваном паломников в Лхасу. Осмотрится там, кое-какие знакомства заведет, а на другой год поедет уже с помощником, точно и ясно представляя себе и обстановку тамошнюю, и необходимый объем работ. Разве это не разумно, Александр Васильевич?

— Несомненно, разумно. Но ведь рискованно, сударь мой. Очень рискованно.

— Так ведь любая экспедиция немалый риск собой представляет. Что же делать остается, если другого-то пути нет, как только этот паломнический маскарад?

— В этом вы правы, Гонбочжаб Цэбекович, пока ни одна экспедиция до Лхасы не дошла. Боюсь, что столь бдительная охрана и впредь убережет столицу далай-ламы от любопытных очей. Но и паломников-то они допросу подвергают, отсеивая от правоверных буддистов людей подозрительных.

— Ну, этот допрос меня не страшит. Я весьма поднаторел в буддийских делах, все обычаи знаю. Да и воспитывался в среде буддистов. В наших местах паломничество в Лхасу — дело обычное.

— В том-то и беда, сударь, что можете вы легко встретить человека из ваших мест, который вас непременно узнает. Слава-то о вас по всем бурятским степям идет. Шутка ли, в самом Петербурге Цыбиков большим начальником сделался.

— Уж вы скажете, Александр Васильевич.

— Да совершенно серьезно я, чудак-человек, многих ли можно назвать, к стыду нашему, ваших соплеменников, которые бы смогли высшее образование получить? Да еще где — в Петербурге! И в этом, Гонбочжаб Цэбекович, я провижу едва ли не самую главную опасность.

— Ну, положим, узнает, так неужели выдаст земляка и соплеменника?

— Хороший человек не выдаст. Но может найтись такой, фанатически настроенный или почему-либо нерасположенный к вам, который и продаст.

— Значит, надо, Александр Васильевич, отчетливо сознавать, что здесь мы идем на сознательный риск.

— Нет, сударь. Не зная броду, не суйся в воду. Это дело надо хорошо обмозговать, учесть любые случайности. Готовить экспедицию надо так, как делал это покойный Пржевальский. Но даже он не мог всего предусмотреть.

— Ну, Александр Васильевич, если уж до пословиц дело дошло, то позвольте и мне свои аргументы выложить. Цайдамские монголы говорят, что знакомому богу и в шапке помолиться — простит. А мне это дело знакомо. Я родился и вырос среди бурят-ламаитов. Как-нибудь с ними полажу. Мне, простите, виднее.

— Но те же цайдамцы, милостивый государь, утверждают, что встречаются люди, которые у себя на голове не видят рогов, а замечают на отдаленной сопке веточку.

— Как понимать прикажете?

— Очень просто. Вы-то будете считать себя натуральным паломником, а люди станут принимать вас за неловкого разведчика. Разве так не может случиться?

— При хорошей подготовке не может.

— Ну, вот видите; готовиться при всех условиях еще надо. Но, кроме всего, извините за повтор, возможность встречи со знакомым меня больше всего пугает.

— Можно по-хорошему договориться, в крайнем случае подкупить.

— Наши друзья монголы учат, что сто незавязанных мешков можно завязать, сотню ртов людей нельзя заставить молчать.

— Один — это не сотня.

— Не говори тайны одному — от одного узнают сто человек.

— По части знания цайдамского фольклора мне за вами не угнаться, Александр Васильевич. Сдаюсь!

— Иногда и мелочь может спасти жизнь. Так что готовьтесь пока. А там как Бог даст. И со своим человеком в путь-дорогу идти надо. Со своим!

С того дня Цыбиков по-настоящему стал готовить себя к тайному паломничеству в Лхасу. Оставив мысль поехать в Тибет в составе специальной экспедиции, он все свое внимание сосредоточил на проникновении туда по исконным дорогам богомольцев. Прежде всего нужно было резко изменить привычки. Отныне он должен был превратиться в заурядного паломника, не отличимого от сотен других. Забыть о вилке и о русской речи, о европейской кухне, обо всем, что составляет каждодневное окружение рядового петербуржца. Выдать и погубить могла действительно мелочь. Мысль о тайных тибетских святынях, которых не видел ни один европеец, не оставляла его. Он начал готовиться, хотя вопрос о поездке еще не был решен окончательно.