Еремей Парнов - Собрание сочинений: В 10 т. Т. 10: Атлас Гурагона; Бронзовая улыбка; Корона Гималаев

Изможденного человека внесли в хижину, уложили на шкуру яка поближе к огню, дали кружку с тибетским чаем, заправленным маслом. Он выпил ее с жадностью и знаками попросил еще. Только после второй кружки к нему вернулась речь. Он сказал, что ехал из Непала поклониться тибетским святыням, но во время пурги оторвался от каравана и заблудился.

— Нельзя ли нанять здесь яков и проводника? — спросил он хозяина хижины, который, слушая, сочувственно кивал головой.

— Отчего же? Завтра вернется наш старшина и поможет вам найти подходящего человека.

Он подарил хозяину большую серебряную монету и с наслаждением вытянулся на колючей засаленной шкуре, ощущая всем телом ласковое тепло огня. Ему принесли рис и горный лук. Он ел медленно, с трудом сдерживая отчаянную жадность, чувствуя, как нетерпеливо дрожат руки. Сразу набрасываться на еду очень опасно. Но как трудно сдержать себя… Глаза слипались. Он выпил настой из диких абрикосов, который возвращает силы, сразу же заснул и проспал почти сутки.

Потом еще день провалялся на шкуре, беседуя со стариками, засыпая порой ненадолго и испуганно просыпаясь. Кости ныли от сладкого томления. В желудке ощущалось блаженное тепло. Он отдохнул за эти дни, даже немного отъелся. Ему так не хотелось пускаться в путь! Казалось, он достиг рая, в котором хотел бы остаться навсегда. Но это был лишь слепой зов телесной оболочки, которая устала от мучений и не хотела новых испытаний.

Все же на четвертый день он пустился в дорогу. Его сопровождал высокий молчаливый проводник лепчу. В караване было три яка, один из которых нес припасы: рис, цзамбу, коровье масло, лук и чан в деревянных бутылках. Остальные яки шли без поклажи, потому что ее не было.

Зеленые рощи в глубоких долинах ласкали глаз. Р. Н. отдыхал от долгого созерцания голых скал и заснеженных перевалов.

В один переход добрались они до горы Яматари, посвященной грозным богиням мамо. Все кусты рододендронов были увешаны белыми и красными флажками, оставленными здесь бесчисленными прохожими. Проводник тоже прицепил длинную, похожую на бинт, белую ленту: «Пусть минуют все беды и гнев грозных мамо пройдет стороной, как дальняя гроза».

Проводник, заметив, что Р. Н. крайне утомлен, взял его к себе на плечи и нес так до самого Тамала. Из-за крутизны дороги ехать верхом на яках было опасно и трудно.

Но за перевалом путь стал легче.

Около полудня они достигли реки Яматари, куда впадали вытекающие из Каньчаньчжинга ручьи. Она течет по узкому и очень красивому ущелью между крутых высоких скал, на вершинах которых пронзительно синеют глетчеры. У подножия растут дремучие лиственницы и пихты, покрытые золотисто-зеленой бахромой мха, который шелковисто шевелится под ветром, как перья павлина.

Яки перешли реку по маленькому мостику и стали подыматься к деревне Чжюньсар. Некоторые дома были пусты, на порогах других сидели старые женщины и чесали шерсть.

Старшина упросил гостей остановиться у него на ночь.

— Все равно вы не одолеете перевал засветло, — сказал он, перестав наконец кланяться и высовывать язык. — Лучше провести ночь в тепле, чем под открытым небом. Пусть святой человек не побрезгует нашим гостеприимством. Мы только что сварили чан из отборного ячменя.

Р. Н. согласился. Тибет научил его ценить удобства и теплый кров, и он уже не рвался вперед так неудержимо, как в самом начале путешествия.

Он вошел в дом и расположился у огня, который жарко пылал посреди помещения, разливая тонкий волнующий аромат.

Как только гости уселись на приготовленных для них подушках, жена старшины влила в деревянные бутыли с пивом немного кипятку. Оно заиграло, и горьковатый ячменный хмель нежно влился в дикие ароматы костра.

В честь богов сожгли немного можжевельника и сосны, поставили перед гостями тлеющие курительные свечи.

Р. Н. с наслаждением ел картофель и ароматный рис. От мяса, однако, воздержался, вспомнив при этом, как жадно лакомился объедками в пещере леопарда. На горлышке пивной бутылки по обычаю лежал шарик коровьего масла. Р. Н. проглотил его и выпил немного хмельного, чуть кисловатого чана. Старшина угостил поистине по-королевски. Перед тем как устраиваться на ночлег, Р. Н подарил хозяину последний свой шарф из синего шелка и две рупии.

Утром пили чай, которым хозяйка угощала из фарфоровой чашки. Такая форма учтивости соблюдается тибетцами лишь по отношению к людям высшего класса; лица же с равным или более низким положением пьют обычно из деревянных чашек, которые носят за пазухой.

После торжественного чаепития перед гостями поставили на маленьком столике картофель, поджаренный маис, масло и молоко. Все оказалось превосходным. В первый раз за все путешествие Р. Н. мог поесть так вкусно.

— Не советую вам идти на Валлун, — сказал хозяин, потягивая чан. — Вы встретите там много трудностей. Лучше всего вступить в Тибет через перевалы Янма и Канла-чэнь. Они открыты даже в такое позднее время, как теперь.

Эти слова звучали для Р. Н. сладчайшей музыкой. Ему предстояло вступить в Тибет! Неужели это правда? Неужели все позади и остался лишь этот последний шаг?

О том, что ожидало его в самом Тибете, он старался тогда не думать.

…Проводник остановил яков у голубой скалы. Высеченные в ней ступени круто поднимались вверх и терялись в черной колючей дыре. У подножия рос колоссальный гималайский кедр, увешанный разноцветными ленточками. Р. Н. заметил его еще издали. Казалось, дерево цвело.

— Надо испросить у Пэмазана хорошего пути, — сказал проводник, указывая на дыру в скале.

— Кто это, Пэмазан? — спросил Р. Н.

— Великий святой. Он из племени камба — заклинателей дождя. Если его рассердить, он может послать бурю.

Они поднялись в пещеру. После яркого утреннего неба под сводами ее ничего нельзя было разглядеть. Но глаза вскоре привыкли, и Р. Н. увидел аскета, в позе Будды сидящего на охапке соломы. Узкие, прямые, как дощечки, ладони его были сложены одна над другой и ребром касались впалого живота. На языке пальцев это был знак нирваны. Широко раскрытые, привыкшие к вечному сумраку глаза глядели сквозь пришельцев, переливаясь чуть стеклянистой влагой.

Они долго стояли под слепым и пронзительным взглядом архата. Казалось, он не дышит. Резко обозначенные ключицы и ребра его не шевелились. Р. Н. подошел к нему, поклонился и положил в железную нищенскую чашу пять серебряных рупий. Заклинатель дождя остался недвижимым, как изваяние. Проводник прошептал молитву и пошел к выходу. Р. Н. поглядел еще с минуту на темную бронзу высохших рук, которые оплетали, как сухие лозы, тугие черные жилы, и тоже направился к резко очерченному пролому, в котором дрожала солнечная синева.